Черное сердце
Шрифт:
Замираю… Оба Андрея намекают, что Вадим не был «чист»? И… что я не любила мужа? Бред! Мы прожили двенадцать лет, десять из которых в браке. Но, в тоже время, совпадений не бывает.
– Кошка, - чуть погодя продолжает Рыбаков, - ты. Её поведение и внешний вид – то, как ты себя позиционируешь… Конь – друг. Что могу сказать, - впервые усмехается Андрей Николаевич, - только одно: с друзьями нужно дружить, а не кататься на них.
Сама улыбаюсь и кошусь на Александра – Никитин открыто смеется и мотает головой:
– Да я не против! – нежно жмёт мою руку. Растрогавшись,
– Спасибо!
– Поле, - нарушает минутный перерыв Андрей Николаевич, – жизненные препятствия. Ты пытаешься ускользнуть от них, найти более простой выход, но чаще приходится сталкиваться и их преодолевать, – делает паузу, серьезнеет. – Прости, но из-за внутренних проблем ты, словно потеряла себя. Друзья помогают изо всех сил, но Вадима ты уже не вернешь…
Глаза режет, подступают слёзы, но держусь изо всех сил.
– Человек на горе – идеал любимого человека и ваших отношений. Ты не хотела лезть, но пересилила желание и начала восхождение. Он двинулся к тебе.
Позаботился и дал выбор: вода, костер. Ты будешь ощущать его власть, но будет ли так на самом деле? Пещера – то, что тебе не хватает. Тайные желания. Стена... Ты ищешь выход безболезненный, нетравмоопасный, а мужчина – разнесёт стену ради тебя. И водоём… - выдерживает недолгую паузу.
– Размер водоёма представляет степень твоего сексуального желания. То, насколько сильно промокла, указывает на важность сексуальной жизни для тебя…
– Утонула, - шепчу устало. Минуты тикают, молчание нерушимое, а тишина такая, что проползи таракан, все среагируют. – Спасибо! – наконец, прихожу в себя. Мозг закипает, мыслей мириад, но, ни за одну толком не могу зацепиться.
– Столько всего, что голова идёт кругом. Надо домой. Всё переварить, обдумать.
– Да! – понимающе улыбается Андрей Николаевич. – Уж огорошила, так огорошила. Зато так познавательно и ярко. Прости, но думаю, это больше галлюцинации, вызванные препаратами, которые тебе колол.
– Скорее всего… - потерянно мямлю и встаю. Никитин спешит на выход. Рыбаков чуть мешкает:
– Неужели даже чаю не попьёте?
– Прости, - качаю головой, - устали. Сам знаешь, что мне нехорошо. Пора домой. Отдыхать… Спать лягу!
Уже в машине телефон Александра громко пиликает. Никитин быстро отвечает:
– Слушаю! – умолкает, хмурится: - Едем!.. – бросает коротко и скидывает вызов.
Не хочу спрашивать, кто звонил - смутно догадываюсь. Подкатывает злость, обида. Поджимаю губы. Пока едем, понимаю, что голодна, как никогда. Прошу телефон Александра – моего нет, как понимаю, Андрей забрал себе, чтобы дел не натворила. Звоню в круглосуточную пиццерию и заказываю самую большую «ассорти». По дороге забираем – благо, к нашему приезду успевают приготовить.
Моя догадка насчёт звонившего подтверждается. Сухо здороваюсь с Андреем - Зепар даже выходит на улицу встретить. Несколько минут буравит недобрым взглядом, беспрекословно забирает коробку. Никитин меня целует, желает спокойной ночи и, радуясь, что сдаёт в ответственные руки, уезжает домой. Ноги трясутся, сердце
Чего не отнять - отныне я воскресла!
Глава 27.
С утра наспех умываюсь, завтракаю. Пару минут кручусь перед зеркалом, наводя макияж. Ещё раз оглядываю себя в зеркало. Похудела, осунулась, но так даже лучше, ведь грудь, вечно мечтающая выскользнуть из декольте, не так раздражает – уютненько покоится на месте. Поправляю чёрное короткое платье с сильно драпированным верхом. Одёргиваю полы пиджака в тон. Втискиваюсь в кожаные шпильки под костюм. Вот теперь готова идти на работу. Андрею ничего не говорю, но Зепар уже не спит. Ходит тенью, и когда выхожу в коридор с тренировочной сумкой, он уже поджидает у двери со своей.
Едем в полном безмолвие. На работе оживаю окончательно. Дел накопилось выше крыши. Договора, отчёты и прочая суета… Созваниваюсь с Оксаной. Она молодец, все дела в моё отсутствие взваливает на себя. До обеда время летит незаметно. На щебетание Милы, так и переставшей обольщать Андрея, если и обращаю внимание, то только как на жужжание изредка пролетающей мухи. Отдаю указания привычной манерой: сухо, твёрдо, безапелляционно. Сотрудники спешат выполнять задания. Распинаются, как рады моему возвращению.
К обеду успеваю разгрести большую часть дел. В кафе еду в приподнятом настроении. Тишину за лёгким обедом в одиночестве, - Андрею велю сесть за соседним столиком, - нарушает голос:
– Вита, - точно не верит своим глазам, дивится мужчина с проседью в волосах. Довольно привлекательный, в аккуратных прямоугольных, чуть затенённых очках. Худощавый, но статный. В дорогом сером костюме.
Некоторое время смотрю в упор. Кто такой - вспомнить не могу. Хотя внешне очень знаком.
– Не помнишь? – расплывается в скромной белоснежной улыбке. – Минаков… - делает паузу и глядит с ожиданием. – Иван, - добавляет многозначительно, но в моей памяти ничего не меняется. – Детдом… - таинственно шепчет, прикрывая одну сторону рота, ладонью.
– Боже, конечно! – расцветаю невольно. – Присаживайся! – указываю на соседний стул.
Минаков неспешно устраивается напротив:
– Выглядишь, блистательно!
– через призму очков, в синеватых глазах читаю восхищение.
– Спасибо! – поправляю прядь, как назло лезущую на лицо. – Ты тоже! Возмужал, окреп. Если мне не изменяет память, был… - морщусь, - долговязым, тощим, хиляком, с копной безумно густых, вечно торчащих прямых волос.
Минаков чуть зажато смеется:
– Да, времена! – умолкает, к столику подходит официантка с подносом. Расставляет тарелку с мясом и отварным картофелем, салат из капусты, приборы. Я не заказывала… Ивана? Когда успел? Не успеваю обдумать, девушка отходит, и Минаков вновь расплывается в улыбке: - А ты мало изменилась. Всё такая же красавица, только теперь в тебе лоск появился, элегантность. Как живешь?