Черное солнце
Шрифт:
Неприятно Тоне было — плевать на соседок! — что сын Женька никогда ей не снился.
Сведущие люди говорили:
— Обиделся он на тебя. Не хочет приходить проведать.
* * *
Обычно Тоня успокаивала себя такими рассуждениями: как от ее Женечки мог родиться такой урод?
Не мог.
А раз родился, значит, Люська шалава.
Но, несмотря на эти категорические рассуждения, у Тони Семеновой было и подозрение, и объяснение, как все-таки у ее сына мог уродиться такой страшный гномик…
Однако думать обо всем этом Тоне Семеновой было невыносимо тяжело. Потому что есть вещи, в которых никому нельзя признаться, — и особенно самому себе.
Когда-то в молодости, когда ее сын Женя еще лежал в колясочке, Тоня Семенова нарушила один запрет по обычной российской привычке плевать на всякие правила и запреты.
Всем известно, что, если на пляже, например, объявляют, что купаться нельзя, потому что в воде могут быть вредные бактерии, через пять минут все, кто загорает на пляже, — будьте уверены! — уже будут плескаться в воде. Это весьма загадочная черта русского характера, но на ней многое построено в нашей жизни. А сколько анекдотов родилось на подобную тему!
Конечно, Тоня знала о существовании запрета. И ей не надо было брать коляску с собой на работу. Это тоже категорически запрещалось!
Да и само место Тониной работы, «контора» эта — несколько комнат на третьем этаже серого здания! считалась в городке, где она в молодости жила, местом нехорошим. Никто толком не мог объяснить, что там происходит.
Но молва, как известно, на пустом месте не появляется.
И Тоня об этих сплетнях знала. Но такая работа, где и ребенок мог находиться при ней, — оставить сына дома Тоне было не с кем! — и зарплата неплохая идет, очень ей тогда была кстати.
И Тоня устроилась в эту контору уборщицей.
Приходила по вечерам, когда сотрудники уже покидали помещение. Мыла полы, вытирала пыль. Ничего, что нельзя было трогать, не трогала, как и требовала того инструкция.
Вот только коляску с сыном тайком от начальства Тоня брала с собой, ставила рядом, чтобы, если заплачет ребенок, сразу услышать.
Сын Женька спал, а Тоня спокойно убиралась.
* * *
Теперь, когда погибшего в разборке сына Женьки уже не было на свете, а ее внук, родившийся уродом, находился в приюте «Юная мама» вместе
Тем более что погибший сын Женька не желал даже являться матери во сне. Презирал! Обиделся, видно, на свою мать сильно. Мало, мол, того, что внука в приют отправила, так даже и навестить его там не желает. Вот так бабушка!
И как ни было Тоне плевать на соседей и людскую молву, на своего сына наплевать она не могла.
Наконец Тоня решилась: накупила баночек с детским яблочным пюре, голубую пушистую фланелевую пеленку. Вытащила из своих запасов банку варенья — матери, для Люсъки-шалавы, — и отправилась.
Приют «Юная мама» был похож на обычный многоквартирный дом.
Но дверь «квартиры» Тоне Семеновой отворила не Люська, а какая-то женщина, как оказалось, воспитательница.
* * *
Тоня, собственно, и сама не знала, почему все-таки решила прийти, навестить Люську и внука. Наверное, все-таки хотела еще раз сказать Люське, что та шалава, еще раз предупредить, чтобы не лелеяла надежду вернуться когда-нибудь к ним, Семеновым, в дом…
Потому что срок, на который мамы, похожие на Люську, могли оставаться в приюте, был ограничен — не больше года. И год этот рано или поздно истечет.
Но, когда, поборов брезгливость, Тоня наклонилась над детской кроваткой, уродец ей улыбнулся.
Тоня не любила читать книжки и не знала, что подобное уже случалось не раз. Это описывали еще античные авторы: когда самые свирепые наемные убийцы приходили убить младенца, он улыбался им — и они не смогли исполнить приговора.
Всего этого Тоня, конечно, не знала.
Но что такое сила улыбки невинного существа, которое, не подозревая о злости человеческой и коварстве и о том, как его ненавидят, беспечно улыбается ненавидящим его, Тоня Семенова узнала. Испытала на себе.
И когда наконец она разогнулась над детской кроваткой, душа ее была смущена этой невинной улыбкой. Душа ее проснулась.
И хмуро глядя куда-то в сторону, Тоня сказала своей невестке Люське:
— Ладно! Перебирайся домой!
* * *
Ночью Тоне Семеновой приснился ее сын Женька.
* * *