Черное солнце
Шрифт:
И в самом деле: «жестокий парадокс!». Единственный, кто «согласился» с ее правотой и уверенностью в том, что она мужчина, был вирус.
Правда, избранные для подтверждения этой правоты аргументы были хоть и несокрушимы, но слишком жестоки. Болезнь.
Оказывается, вирус выбирал не только «настоящих мужчин».
Пострадали не только настоящие мужчины. Досталось и «ненастоящим».
Правда, поскольку все-таки Аля-Алик была некоего «среднего пола» — и действие вируса было половинчатым. Она не умерла, как другие. Но постоянно мучила сильно кровоточащая
— Ал… — Светлова запнулась. — Аля!
Все-таки Светлова была, очевидно, слишком консервативна, чтобы называть эту женщину Аликом.
У нее не получалось. Не настолько Анна оказалась продвинутой… Однако спросить Алю-Алика следовало о многом.
— Что вы делали возле дачи Тегишева? — задала она первый вопрос.
— Вы, очевидно, думаете, что я хотела его убить?!
Нет! Вовсе нет. Я совсем не собиралась ему мстить.
Я просто хотела посмотреть ему в глаза и порасспросить кое о чем. Не верите? Знаете, поскольку обычно я очень волнуюсь, когда говорю о чем-то, слишком для меня важном, то даже записала то, что хотела ему сказать. Вот…
Она протянула Ане листок бумаги.
Светлова взяла протянутый, слегка дрожащий в руках Фокиной листок и принялась читать…
"Я перебрала по песчинкам, по мгновениям свою жизнь, чтобы понять, за что ниспослано мне такое несчастье. За что я расплачиваюсь.
И я не нашла ничего, даже отдаленно напоминающего… Кроме… Кроме, может быть, своего недолгого пребывания в городе Октябрьский-27. Мне кажется, что город этот был окутан какой-то мрачной тайной. И я, не ведая, а возможно, лишь едва догадываясь, оказалась причастна к ней. Знающих эту тайну — немного. И среди них, конечно, господин Тегишев. Вы…
Я прошу вас потому, что дни мои сочтены и я не собираюсь раскрывать никому ваши секреты. Но вы знаете: волю умирающего исполнять принято. Объясните…
Я хочу понять. Что же случилось со мной?"
Монолог-шпаргалка, записанный Фокиной, был несколько, на Анин взгляд, высокопарен, но, наверное, это вполне объяснимо: иначе и не бывает, когда человек оказывается перед лицом болезни и близкой смерти. Ведь в смерти нет ничего прозаического.
— Вот и я тоже хочу найти объяснения случившемуся, — сказала Светлова. — И предлагаю вам попробовать сделать это вместе. Пока — без Тегишева.
— Хорошо, — кивнула голова под капюшоном.
— Начните с самого начала… Попробуйте вспомнить…
* * *
Але-Алику снилось, что ей примеривают чужое лицо.
Утром Аля-Алик подошла к зеркалу. Окна были еще зашторены, но даже в полумраке зеркальная поверхность отразила что-то странное.
И у нее уже ноги подкашивались от дурного предчувствия. Казалось, кожа на лице натянулась так, что готова была лопнуть.., натянулась и болела. Она отодвинула шторы. Взглянула в зеркало и отшатнулась, не узнав самой себя.
С
Монстр. Чудовище.
Но что же это ? Что за болезнь ?
Врач в поликлинике сомневалась недолго: «Аллергия на ароматизированную сигарету…»
Потом Фокина, добыв — за подарок медсестре — свою карту, прочитала удивительный диагноз.
Начались бесконечные хождения по врачам. Но не помогали ни эскулапы, ни лекарства.
Фокина устала, измучилась, страдала и уже хотела только одного.
Пусть так.., пусть она изуродована… Но что с ней происходит? Что за болезнь? И главное — за что?!
* * *
Аня слушала Фокину и восстанавливала по мере сил картину случившегося.
Так вот в чем дело! Вот откуда взялась эта белая, странная, похожая на балахон, бесформенная куртка с капюшоном! Вот как появилась на свет Женщина в белом!
Всегда белый капюшон означал лишь то, что обезображенное лицо с незаживающими язвами требовало соблюдения максимальной чистоплотности.
А белое всегда означало чистоту.
* * *
Они вместе вернулись из городского сада в дом Фокиной.
— Проходите. — Фокина отворила перед Светловой дверь. — Я сейчас приготовлю чай. Разрешите вам помочь?
Фокина приняла из Аниных рук куртку.
Аня никак не могла уместить в своей бедной замороченной голове, что эта женщина на самом деле — мужчина. И знаки внимания, характерные для элементарного мужского воспитания, такие как «Пожалуйста, только после вас… Разрешите вам помочь…», буквально ставили Светлову в тупик.
— Аля, вы расскажете мне про Октябрьский-27?
— Ну, не так много я и знаю. Понимаете, все было, конечно, строго засекречено. И, в общем, весь процесс от начала до конца наверняка был понятен немногим. Возможно, в его тайну были посвящены только на уровне самого высокого начальства.
— Тегишев?
— Вряд ли. Он тогда имел не слишком-то высокий чин. Полагаю, и осведомлен был только о том, что происходило в той части работы, которую он курировал.
— А вы?
— Я тоже, как и остальные, была в курсе того, что касалось непосредственно моего участка: я была лаборанткой. Но не знала, понятия не имела, что этот вирус болезнетворный. А количество людей, с которыми имела рабочие контакты, было строго ограничено.
— А Гец?
— Геннадий Гец был моим непосредственным начальством. Он и давал мне задания.
— А Семенова?
— Семенова была уборщицей. Кроме того, я знала некоторых солдат, охранявших наше помещение.