Черное знамя
Шрифт:
Олег не чувствовал себя пьяным, ему было хорошо и спокойно, внутри зрела надежная уверенность в том, что с этими парнями они свернут горы, для начала обеспечат Огневскому победу на выборах, затем разрушат Январскую республику и построят на ее месте новое, свободное государство!
— Эсдеки, если им удастся прийти к власти, окажутся худшими европеизаторами, чем сам Петр! — воскликнул Роман. — Ведь марксизм — ядовитое порождение романо-германской цивилизации, духовная отрава, призывающая народы мира отказаться от своего своеобразия!
На последней фразе он взмахнул рукой, да так широко,
— Э, тихо ты! — завопил встревожившийся Аркаша. — Давай, плесну еще, чтоб не пропала!
— Здравое дело, — поддержал Савва.
Лица у всех раскраснелись, каждый говорит что-то свое, не особенно вслушиваясь в речи окружающих — обычное дело, если соберется толпа молодых интеллектуалов, а дело всерьез дойдет до алкоголя.
Олег махнул еще рюмку, закусил жирной балтийской шпротиной.
— Ну вот я и говорю… мы должны этого не допустить! Разрушение своеобразия… — тут Роман сбился с мысли, чем тут же воспользовался Савва:
— Понятно, что должны, но для нас, практиков, ключевой вопрос в данной ситуации — как?
— Чего «как»? — не понял Аркаша.
— Как не допустить, дурья твоя башка! — бородач посмотрел на новгородца снисходительно. — Как победить самим, не дать марксистам дорваться до власти! Понятно, что народ ждет чуда! Жаждет обретения новой веры вместо той, что была раньше — в батюшку-царя, в его могущество, в Русь православную… Ее отобрали, а нового ничего не дали, отсюда и вакуум, пустота в душах, тяга к необычайному, масштабному, чудесному.
Несмотря на внешность замшелого крестьянина, Савва умел говорить умно.
— Так все просто, — сказал Олег. — Пропаганда должна вращаться вокруг вождя, его образа. Фигура нового, действительно нового лидера должна быть везде, и на плакатах, и в газетах, и на митингах, и на радио… необходимо создать настоящий культ, ритуал, а не просто подачу информации. Думаете, просто так отделом пропаганды приняты «Указания по проведению выступлений»? Расписано по минутам, когда нужно выходить знаменосцы, когда — вступать музыканты, а когда — выходить оратор. Это должна быть не просто агитационная речь, этого добра хватает и у наших противников, а некое подобье церковной службы, церемония, обращающаяся не к разуму, а к эмоциям!
Все замолкли, осмысляя услышанное, и на мгновение в купе стало тихо.
— Ну надо же, знамя… — пробормотал со смешком длинный архангелец. — Смешно-то как. Огневский, если судить по его шевелюре, должен быть стягом коммунистов, а вовсе не нашим… Если бы он был брюнетом… ха-ха…
Стало ясно, что этот тип пьян и ничего не соображает — в трезвом виде ни один член ПНР не позволит себе подобных высказываний по поводу вождя, по крайней мере, в кругу товарищей по партии.
Олег выразительно посмотрел на так и стоявшего в дверном проеме архангельца номер два.
— Сейчас уведу, — пообещал тот. — Эй, Василий, пойдем, проспишься!
— Но это же смешно… ха-ха… — невнятно хихикающую «каланчу» вывели в коридор, и вскоре его голос затих вдалеке.
— Давай еще по одной, и можно подымить, — заявил Савва.
Олегу курить не хотелось, и он после очередной, непонятно какой уже стопки прогулялся до туалета. Вернувшись, обнаружил, что за
— Мы создаем образ силы, энергии, решительности и молодости, — говорил Аркаша. — Только вот эсдеки делают то же самое, отличие лишь в том, что они упирают на коллективное управление в будущем, мы же — на образ вождя. Народ наш не против «общака» на собственном уровне, а вот наверху хотел бы видеть сильную фигуру. Кто еще может стать такой? Алексеев? Маннергейм? Это все старье, фигуры из архива, как и Милюковы, Черновы и прочие Гучковы!
— Девизы, уличные шествия, марши… — вторил ему Савва. — Все это создает нужный образ! Только почему так плохо идет дело в Москве, непонятно?
Олегу почувствовал гордость — эти люди, бойцы пропагандистского фронта, даже выпив, не переставали думать о долге, не заводили разговоров о женщинах, не рассказывали скабрезных анекдотов и сальных историй.
Нет, они просто не имеют права не победить!
— Кто же его знает-то? — встрепенулся начавший клевать носом Роман.
— Архетип батюшки-царя по-прежнему является доминирующим в народном сознании… — продолжал бубнить Аркаша, непонятно к кому обращаясь.
— Тысячи листовок, чтобы они попались на глаза каждому из жителей древней столицы, — не позволял себе заткнуться и Савва. — Если надо, мы будем обходить дома и раздавать их! Установим динамики на всех площадях, будем митинговать круглосуточно! Но это все форма! Насчет содержания — необходимо нарисовать апокалиптическую картину того, что случится с Россией, если мы проиграем… Неминуемая победа левых, или прямая, на выборах, или восстание потом, если останется Алексеев, герой войны, хороший президент, но уже старый, которому не под силу удержать ситуацию.
— Так и вижу плакат «Мы или гибель!» — сказал Олег, и оба оратора на миг замолчали.
— Чего затихли? — в дверь заглянул архангелец, укладывавший спать пьяного приятеля. — Угомонил я голубя нашего Василия, вы уж извините, что он тут бредил… с кем не бывает.
— А то, — Савва примирительно кивнул. — Садись, у нас еще выпить имеется.
Самогон закончился, перешли на водку, принесенную Романом, хотя ее хозяин уже благополучно спал.
— Либо старые силы предательства и коррупции, — вновь заговорил Савва, — либо национальное возрождение к славному будущему, олицетворяемое нашей партией и ее вождем. Речи можно записывать на граммофонные пластинки и рассылать самым видным оппонентам, сбрасывать листовки с самолетов…
— И еще использовать дружинников, — вставил Эрик, так долго молчавший, что про него почти забыли.
Олег хмыкнул:
— Они и так трудятся, не покладая кулаков.
Вспомнился Голубов, не так давно ставший темником и возглавивший НД всего севера европейской России — несколько губерний, десятки городов, многие тысячи вооруженных людей оказались под его началом.
Ну да, сейчас у бывшего подъесаула тоже горячие деньки — надо не допускать беспорядка на своих митингах, да еще и наведываться на чужие, не давать эсдекам, кадетам и монархистам спокойно агитировать, оборонять те здания, где размещается ПНР и ее подразделения, и пытаться громить вражеские «штабы».