Черное золото
Шрифт:
Порыв ледяного ветра заставил всех поежиться. На сером январском небе собирались тяжелые тучи. Впереди явно намечались серьезные испытания.
Глубоко под промерзшей землей, в толще древних известняков, невидимая сила медленно и неотвратимо делала свое дело. Тяжелая нефть, насыщенная растворенным газом, веками дремавшая в пористых пластах, теперь ощутила слабину. Пробуренный людьми канал нарушил природное равновесие.
В хаотичном переплетении карстовых пустот и трещин начиналось движение. Подземные воды,
Микроскопические трещины, невидимые человеческому глазу, начали расти и соединяться. Там, где раньше был монолит, теперь образовывалась сеть тончайших каналов. По ним уже сочилась вода, растворяя породу и расширяя проходы.
А в трехстах метрах над этим подземным хаосом, на заснеженной площадке возле буровой, бурильщик Валиулин неторопливо рассказывал сменщику Петрову последние новости:
— Дочка вот коньки просит. Подкоплю маленько, куплю к весне…
Стрелка манометра за их спинами едва заметно поползла вверх.
Я как раз просматривал утренние сводки, когда в штабную палатку буквально влетел молодой рабочий Щеткин:
— Леонид Иванович! Там… в фундаменте…
Даже не дослушав, я бросился к буровой. Тревожное предчувствие, мучившее меня со вчерашнего дня, переросло в уверенность — началось.
На бетонной плите фундамента, прямо под основной опорой буровой вышки, змеилась тонкая, но отчетливо заметная трещина. Пока волосяная, не толще спички, она тем не менее говорила о многом. Рихтер, стоя на коленях, водил по ней пальцем, хмурясь все сильнее.
— Появилась час назад, — доложил Валиулин. — Сначала едва заметная была, теперь вот…
Я присел рядом с Рихтером. За те несколько минут, что мы наблюдали, трещина заметно расширилась. С глухим потрескиванием начали отслаиваться мелкие кусочки бетона.
— Это еще не все, — Александр Карлович поднялся, отряхивая колени. — Идемте.
Он провел меня к дальнему краю фундамента. Здесь картина оказалась еще тревожнее. Несколько трещин образовывали характерный рисунок-паутину.
— Пластовое давление растет, — тихо произнес я. — И фундамент уже не выдерживает.
— Именно. Но вы посмотрите только на направление трещин.
Я присмотрелся внимательнее. Действительно, все они расходились от одной точки, словно указывая на главного виновника беды.
— Карстовая полость прямо под нами, — закончил мою мысль Рихтер. — И она увеличивается.
В этот момент откуда-то из глубины донесся приглушенный гул. Металлические конструкции буровой отозвались протяжным стоном.
— Собирайте всех, — распорядился я. — Срочное техническое совещание. У нас считанные часы, чтобы спасти скважину.
Работа закипела немедленно. Рихтер быстро набросал схему укрепления, расставил бригады. В морозном воздухе зазвенели топоры. Плотники под руководством Кузьмина торопливо готовили деревянные
— Брус крепче ставь! — командовал я, помогая устанавливать первую распорку. — Клинья забивай плотнее!
Валиулин с бригадой буровиков спешно разбирали тяжелое оборудование с опасного участка. От натуги лица покрылись испариной, несмотря на мороз.
Рихтер, скинув полушубок, сам полез под фундамент проверять установку стальных штанг. Его седая борода запорошилась бетонной пылью, но старый инженер словно не замечал неудобств.
— Цемент несите! — крикнул он оттуда. — И побольше рогож, надо схватывание ускорить!
Мы с Лапиным организовали подачу мешков. Свежий цементный раствор дымился на морозе. Бригада бетонщиков споро заделывала трещины, укрывая каждый участок работы рогожей и брезентом.
Новый подземный толчок заставил всех замереть. Металл буровой вышки отозвался протяжным скрипом.
— Носилки с раствором давай! — скомандовал я, первым приходя в себя. — Некогда прислушиваться!
К вечеру костяшки пальцев саднило от тяжелой работы, спина гудела, но мы успели сделать самое важное. Установили систему мощных подпорок, заделали основные трещины. Фундамент теперь напоминал огромного металлического паука, раскинувшего опоры во все стороны.
Рихтер, с трудом разгибая затекшую спину, оглядел результат:
— Должно выдержать. Хотя бы на сутки. А там…
Он не договорил, но я понял. Все зависит от того, насколько быстро растет карстовая полость под нами.
Когда последнюю распорку установили, я собрал совещание прямо у буровой. Порывистый ветер трепал полы тулупов, в свете прожекторов кружились редкие снежинки.
— Эвакуируем всех, кроме аварийной бригады, — твердо сказал я. — Женщин и молодежь — в первую очередь. Лапин, организуйте транспорт до Бугульмы.
— Я остаюсь, — негромко, но решительно произнесла Зорина.
Я обернулся. Мария Сергеевна стояла, выпрямившись, сжав губы в тонкую линию. На щеках играл морозный румянец.
— Мария Сергеевна, это слишком опасно…
— А кто будет оказывать помощь оставшимся? — перебила она. — У меня тут травмированные есть после вчерашней смены, обмороженные. Да и вам всем медицинское наблюдение не помешает.
— Можно оставить фельдшера…
— Леонид Иванович, — в ее голосе зазвенел металл, — не тратьте время на пустые споры. Я никуда не поеду.
Она развернулась и быстро пошла к медпункту. Я посмотрел ей вслед, чувствуя одновременно раздражение и… гордость? Такой уж характер у нашего врача. Где труднее, там она и нужнее.
— Первая партия готова к отъезду, — вскоре доложил Лапин. — Тридцать человек, в основном молодежь из вспомогательных служб.
— Отправляйте. И организуйте дежурные сани в Бугульме. Мало ли что.
Через час лагерь заметно опустел. Остались только самые опытные рабочие, техническое руководство да Зорина со своими помощницами. В притихшем морозном воздухе отчетливее слышался тревожный гул из глубины.