Чёрное. Белое
Шрифт:
– Не аплодируешь – штраф. Грубишь клиенту – штраф. Плохо выглядишь – штраф. Не пришла на работу…
– Большой штраф, – практически хором произносят девушки и смеются.
– Ася, все помнишь?!
Я киваю.
– Да.
– А к расходам приплюсуй сценические костюмы, стрипы практически каждый месяц, – добавляет Матильда, смотря на меня в отражении своего зеркала, и её подхватывает Злата:
– Маникюр, педикюр, парикмахер, косметолог…
– Все равно намного больше получается, чем за любую среднестатистическую должность! – повторяет
– И выглядишь всегда на сто процентов!
– Это все так, но я девочки сильно устаю и употребляю много алкоголя! – признаётся молчаливая брюнетка, собирая насмешливые взгляды, а я озвучиваю свои страхи:
– А как насчет безопасности?
– В некоторые вечера охрана буквально не успевает оттаскивать перевозбужденных клиентов от девочек.
– Злата! – накидываются на нее девушки.
– Зачем ты ее пугаешь?!
– ЧП бывают, но редко, – успокаивает меня Надя, а Матильда продолжает:
– Пока ты находишься в клубе – гости нестрашны. Повсюду охрана, которая в случае чего всегда подойдет и объяснит, как вести себя с девушкой.
– Кроме того, с любой можно договориться – в клубе есть отдельная комната, в которой за обговоренную сумму девушки исполняют приватные танцы.
– Злата, давай про приват потом.
В гримерку снова заходит Маргарита.
– Готовы?! Встаём, подходим и на выход.
Артистки поднимаются и, демонстрируя ей по очереди свою готовность, исчезают за дверью. Я выхожу из комнаты последней и на одеревеневших ногах иду за Надей в зал навстречу своим страхам, неся как на плаху свою уже порядком потрепанную нравственность.
– Расслабься, ты должна быть максимально сексуальной, твоя задача –заинтересовать мужчин. Ходи, смотри и улыбайся! Если позовут, садись и поддерживай беседу.
– Хорошо.
Я пытаюсь заставить себя расслабиться, чтобы меня покинула нервная дрожь, пробирающая тело, но у меня плохо это получается. Через какое-то время музыка приглушается, и звучит призывное объявление первых артисток.
На сцене появляются две эффектные девушки, которых не было в нашей гримерке, и, улыбаясь, начинают сексуально двигаться.
– Красиво! – невольно вырывается из меня похвала, которой я делюсь с подошедшей Надей, когда ближняя к нам танцовщица завершает свое выступление. Ее уровень общения с пилоном – космос. Мне до такого расти и расти.
– Да. А теперь ты сама знаешь, как непросто сделать, чтобы было также легко и красиво.
– Да, – выдыхаю я, вспоминая, чего мне стоило освоить азы прокруток, а подруга продолжает:
– А многие думают, что стриптиз – это когда какая-то шлюха лифчик снимает, что в нем нет ничего интересного. А стриптиз – это шоу.
Я киваю и осматриваюсь уже более смело. Приглушенный свет, освещенная сцена с двумя пилонами, находящимися в объятьях танцовщиц, столики, диванчики, мужчины со спутницами и без, артистки, с улыбками порхающие между ними, как разноцветные красивые бабочки. Запах чего-то запретного, взрослого и будоражащего, пьянящего мое
Если бы мне через полчаса не нужно было раздеваться перед этой публикой, я бы вообще получала наслаждение, смотря, как девушки легко и непринужденно делают то, что стоит мне синяков и мозолей.
Постояв еще немного, разглядывая действо на сцене и за ее пределами, я вдруг чувствую укол совести оттого, что Надя, нянчась со мной, не может нормально работать, и, приближаясь к ней, говорю:
– Иди. Я нормально.
– Хорошо. Помни, гость всегда прав, если не нарушает правила заведения.
Она делает пару шагов от меня и возвращается:
– Не пропусти свой выход. Свое имя не забыла?
Я задумываюсь, вспоминаю мужчину, придумавшего его, тут же пытаюсь выставить мысли о нем из своей головы и произношу:
– Асаль.
– И да, вот еще что, консумация.
Похихикав над моим выражением лица, Надя объясняет:
– Помимо «развода» богатых дядь на деньги за стриптиз есть еще один, вполне легальный способ заработать. Когда кто-то просит тебя присесть за его столик, ты не скромничай и заказывай напитки и еду из специального дорогого меню. Тогда тебе пойдет двадцать пять процентов от суммы заказа.
Девушка улыбается, смотря, как на моем лице отражается переваривание новой информации, подмигивает и уплывает в темноту, а я остаюсь совершенно одна и начинаю ощущать это. А особенно тогда, когда отмечаю про себя, что одиноко порхающих бабочек в зале почти не осталось: они все уже разобрали свои цветки и улыбаются, смеются. В этот момент я очень остро чувствую себя другой, не такой как они, не вписывающейся в эту безрассудную, умопомрачительную стихию. По сложившейся в последние дни привычке снова откладываю свою мысли на полку сознания, чтобы вернуться к ним потом, поскольку, если они сейчас начнут атаковать меня, я не то, что не смогу выступать, я не смогу находиться в зале и трусливо сбегу.
Проходя мимо очередного столика, улавливаю капризный голосок, в котором не сразу узнаю молчаливую скромницу Лилу:
– Нет-нет. Я виски не пью. Только вот эти вкусненькие коктейли.
Вспоминаю про «консумацию», про которую только что говорила Надя, и усмехаюсь, а девочка не так проста, как кажется – с милым личиком бессовестно разводит клиента.
Прибив на лицо улыбку, как положено по правилам этого заведения, я то перемещаюсь по залу, то останавливаюсь и смотрю на девочек, скользящих по шесту и сбрасывающих одежду, как деревья – листья осенью: с легкостью и без сожаления. Однако все это время меня не покидает странное необъяснимое чувство, что за мной кто-то наблюдает. Несколько раз останавливаюсь, оглядываюсь и не вижу источник беспокойства. Наверно, нервы настолько напряжены, что мне все чудится.