Черновик
Шрифт:
Or are you and your friend gonna let me down?
(С) Dire Straits
Ведя машину по городу на запретно высокой скорости, Даша холодно смотрела в перспективу словно обледенелого из-за ночного освещения проспекта, в мигающие желтыми глазами светофоры, летела вместе с гитарными рифами, была ими – невесомой, бестелесной и острой, словно опасная бритва убийцы.
«Что ты скажешь, судьба, – мне еще не пора на встречу с тобой?» – спрашивала взглядом у мертвенно-безлюдной улицы. Появись кто, тормозной
– Погадаем? – улыбнулась Даша черноте ночи, а та взяла и отвернулась, сучка.
Точно так же отрешенно Даша смотрела вперед, когда шагала за медсестрой по ночному больничному коридору. Она видела человека, сидевшего в темном углу и сливавшегося с этой темнотой, будто бывшего ее частью. Она приветствовала холодной улыбкой второго, оказавшегося в палате и поднявшегося навстречу ночной гостье, а затем отступившего в тень. Третий человек, прикованный к кровати счетами нечеловеческой компании ООО Карма Инк, на самом деле был Первым, ведь с него все началось.
Он смотрел на нее сквозь память удивительно ясным для больничного антуража взглядом.
Он не смог бы ничего сказать, если бы даже захотел – потому что с кислородной маской на лице разговаривать физически невозможно (если только вы не чревовещатель).
Он нашел бы способ сказать ей что-нибудь, если бы действительно хотел этого, но они просто смотрели в глаза и сохраняли молчание. Круг замкнулся давно, когда встретились начало и конец, еще не подозревая о ролях, определенных им координаторами гораздо более высокого вселенского уровня или же их собственными помыслами.
Впитав ее образ взглядом, он закрыл глаза.
Она покинула палату, запомнив все в мельчайших подробностях.
– О чем задумалась? – спросила Катя, не ожидая ответа, а просто чтобы обратить на себя внимание. Поболтала кубики льда в стакане виски, сделала глоток и поставила стакан на стол.
Ночной бар. Полумрак. Негромкая музыка. Немноголюдно. Столик на двоих.
– Ты прекрасно знаешь о чем. – Отвлекаясь от теней в зазеркалье, Даша тепло улыбнулась девушке за ее столиком.
Даша пила безалкогольный коктейль, где за крепость отвечал ядреный эспрессо, а за пикантность – привкус грейпфрута. Бармен оказался идеальным проводником Судьбы.
– Как они с первого взгляда могут правильно определить? – задала встречный вопрос Даша. – Не все, но некоторые.
– Физиогномика, опыт, – пожала плечами Катерина. – Или ключи от машины в руках.
Катин смех негромок и всегда кажется чуть ленивым, а когда она подшофе, то в смехе слышится легкая хрипотца, будто к лени прибавляется усталость от чувственных занятий.
– Я знала, что они будут ждать меня на улице, но не знала, кто и в каком количестве. Мы все пришли к нему в разное время, и я опять оказалась последней. – Глядя перед собой, Даша видела пустую стоянку перед больницей и четыре фигуры, ждущие за номинальной
– Как это символично, – с иронией усмехнулась Катя. – Пообщались? – будто созерцая ту же самую картину, задала она новый вопрос. – Как они?
Даша перевела взгляд на Катерину. Красивая, стильная, преуспевающая женщина, чем-то напоминающая трансатлантический лайнер. И не скажешь, что родилась она на самом глубоком дне, где даже обоссанный бомж с вокзала показался бы приличным человеком. И кто бы мог подумать, какое прошлое спрятано в прозрачной сини ее глаз. Тот очень рискнул бы, думая слишком громко, ведь, всматриваясь в бездну, непременно сам ею станешь, а бездна незаметно станет тобой…
– Нас стало меньше, нас стало больше. – Даша отпила из своего бокала, задумчиво коснулась взглядом его матово поблескивающей грани. – Костик в конце концов самовыписался, а Серый отращивает семью, будто старается за всех одиночек и тех, кто больше не с нами.
Отставив полупустой бокал, Даша положила руку на стол.
– Надо же, – хмыкнула Катя. Она коснулась тыльной стороны Дашиной руки, нарисовала на ней невидимый знак. – А ты? – Она смотрела на Дашу, пока руки их жили собственной историей.
– Я тупиковая ветвь развития, – ответила Даша. – Во сколько твой самолет?
Пальцы Кати скользнули под манжету рукава, пробежали по теплому, нагретому от руки металлу часов с металлическим же браслетом. Этот металл очень интересен в оттенке серо-зеркальных переливов, имея простой грифельный цвет, он, как хамелеон, всегда приобретает оттенок любой одежды или даже погоды, приятен на ощупь, прочен до бесконечности…
– И всегда вовремя, – негромко, задумчиво произнесла она. – Значит, он ничего тебе не сказал?
Позволяя себя касаться и держа руку на столе, хоть уже и явно через силу, Даша отрицательно качнула головой:
– Только попрощался, – и с интервалом в пару минут спросила: – А тебе?
Катя отпустила ее руку, допила свой виски, будто воду. В пустом стакане звякнули здорово истончившиеся кубики льда.
– Только один вопрос: почему? – Она усмехнулась, тяжело посмотрела в новейшее прошлое с больничной палатой и багровым закатом за окном, а затем на Дашу. Столик на двоих совсем маленький, взгляд над ним летит доли секунды, но в глазах Кати его окраска меняется еще быстрее, и Даше не досталось ни грамма тяжести.
– А ты? – спустя эти доли задала новый вопрос Даша. Она не была в этот момент ни сильной, ни уверенной. Она была подростком лет тринадцати, глядящим в глаза молодой волчице.
Катя улыбнулась.
– Сделала вид, что не поняла, – пьяно рассмеялась она.
Позже, став серьезной, совсем не весело усмехнулась:
– Не его это собачье дело. Это он так и не понял, что любить не значит… – Она отмахнулась. – Для него, бедолаги, ничего не значит. Пусть земля ему будет…