Черные бароны или мы служили при Чепичке

Швандрлик Милослав

Так и сейчас, когда на Зелёной Горе копошились полторы тысячи свежепризванных новичков, Таперича контролировал работу своих подчинённых. Прислушивался, достаточно ли громко орут сержанты, заглядывал в туалеты — начищен ли кафель до зеркального блеска, и нагонял страх везде, где появлялся.

Солдаты переживали крутые времена. Мало какой промах оставался незамеченным для зорких глаз офицеров. А если и случалось такое, то были ещё сержанты. И даже тот, кому удавалось перехитрить и этот знаменитый бич армии, не

был уверен, что перед ним не объявится сам великий майор Галушка.

— Товарищ рядовой, что вы делаете возле здания? — его резкий голос внезапно пронзал октябрьский день.

— Товарищ майор, рядовой Маржинец! Произвожу мочеиспускание.

— Вы должны быть на занятиях! Почему вы не в строю?

— У меня нейровегетативная дистония высшей степени со склонностью к периодической глюкозурии. Diabetus melitus не обнаружен, — выложил рядовой Маржинец свою историю болезни.

— Добро. По–какому это вы говорили?

— По–латински.

— По–американски не умеете?

— Никак нет!

— Это хорошо. Если б вы умели по–американски, я б вас так посадил, что вы б света не взвидели. Знаете, что американцы все империалисты?

— Так точно, товарищ майор.

— Вы сознательный солдат. Солдат должен быть сознательный и чисто выбрит. А раз вы умеете по–иностранному, будете назначены писарем. За мной!

Так рядовой Маржинец, в гражданской жизни кондитер, стал писарем.

Потом майор Галушка направился в медпункт. Если он что-то ненавидел до глубины души, то это был медпункт.

— Солдату лазарет не нужен, — твердил он, — У него лазарет в окопе! Если только подстрелят, тогда нужен врач. А иначе нет!

Ему было чрезвычайно досадно, что устав не позволяет ему отменить медпункт. Поэтому он несколько раз в день проверял, не симулируют ли пациенты и лежат ли они по койкам. В этот раз он вихрем влетел в помещение медпункта и обнаружил солдата, сидящего на койке и что-то пишущего.

— Почему не лежите? — рявкнул он на бойца.

— Пишу стихи, — промямлил тот, — в»Народную оборону».

— Знаю я таких стихоплётов–симулянтов! — сказал Таперича, — Раз можете писать, можете и подготовкой заниматься.

— У меня жар, — прошептал Ясанек, — тридцать восемь градусов.

— Тридцать восемь? — презрительно махнул рукой майор, — У меня на фронте было двадцать семь, и я шел в атаку. Знаете, что такое атака? Автоматы, пулемёты, ура! Били большевиков… э–э, что я говорю — фашистов, и на то, что жар, не обращали внимания! Ясно?

— Да, — сказал Ясанек.

— А таперича, — гаркнул майор, — лежать и не шевелиться!

Глава вторая. БОЕВАЯ ПОДГОТОВКА

Командир первой роты лейтенант Гамачек, побагровев лицом, ревел, как бык, но легче ему не становилось. Поскольку материал, на который он смотрел с нескрываемым отвращением, годился,

на его взгляд, либо для госпиталя, либо для тюрьмы.

— Как я из этого вот должен сделать военных? — спрашивал он себя, неприязненно наблюдая за неуклюжими движениями перепуганных солдатиков. Они перепуганно озирались по сторонам, прижмуривая глаза, как будто бы боялись, что сейчас их будут избивать.

— Напра–во! Кру–гом! — верещал ефрейтор Галик, который натаскивал свою выдающуюся команду. Экземпляром номер один тут был рядовой Чилпан. Тощий, слепой, как курица, одна нога короче другой, и вдобавок слабоумный. В армию его забрали за то, что его отец был известным капиталистом, а сын должен был понести наказание за лихоимство своего отца. Рядовой Чилпан абсолютно ничего не понимал, только ошалело смотрел в никуда и иногда издавал набор гласных, или согласных, из которых всё равно никто ничего не мог разобрать. Он, наверно, и не подозревал, что его отец был гнусный эксплуататор, и теперь приходится страдать за его грехи.

Да и остальные бойцы отделения Галика были один другого краше. Отъявленный кулак Вата, 135 килограммов весом, доктор права Махачек, отличающийся хроническим отсутствием интереса к чему-либо, тугоухий инженер Вампера, автоугонщик Цимль, академический художник Влочка, страдающий эпилепсией рядовой Служка, ассистент режиссёра Кефалин и редактор»Красного костра»Ясанек, только что выпущенный из лазарета.

— Всем по очереди представиться! — скомандовал ефрейтор, — Начали!

— Вата, — ворчливо прохрипел Вата.

— Вата! — насмешливо закричал Галик, — И всё? Генерал Вата? Или лейтенант Вата? Он говорит»Вата»! Ну-ка, поправьтесь!

— Йозеф Вата, — равнодушно сказал кулак.

— Следующий! — завопил ефрейтор, — Покажите ему, как солдат должен правильно представиться. Ну вот вы, например!

— Осмелюсь доложить, я рядовой Кефалин, — вежливо сказал ассистент режиссёра.

— Какое ещё»осмелюсь доложить»? — подскочил ефрейтор, — Вы вступили в ряды народно–демократической армии, ясно вам? Если не ясно, я вам устрою такую службу, что плакать будете, как в крематории! Швейк нашёлся! Следующий! Ну!

— А–а-а–а… о–о… я–а-а, —… рядовой Чилпан.

— Чего?

— Буы–ы-ы… как!.. а–а-а, — сообщил сын капиталиста, хлопая близорукими глазами. После чего высморкался и сел на землю.

— Что вы себе позволяете? — взвизгнул ефрейтор, — Кто вам разрешил?

— Вероятно, у него болит нога, — сказал доктор Махачек, глядя при этом куда-то вверх, на затянутое тучами небо.

— Она у него размеров на десять короче, — добавил Вата.

— Вы себе слишком много позволяете, небось думаете, что вы всё ещё на гражданке! Вот я вам покажу, что такое дисциплина! Чилпан, встать! Если бы вы так вели себя в бою, я бы вас приказал расстрелять!