Черные доски
Шрифт:
Тетя Поля Московкина, как бы читая мои мысли и чаяния, заговорила:
– У Верухи Кузьминой в чулане икон-то много. Была икона Егория Великомученика. Бывало, весной обносили стадо, а хранилась икона у Верухиного свекра, Василия Егоровича.
– Как это обносили стадо, зачем?
– Был порядок. Как выгонят стадо после зимы, в самый первый день обязательно обносили его иконой Егория Великомученика. Служили молебен, чтобы отогнать от стада всякие напасти: дикого зверя, порчу, падеж. А икону всегда выносили от Василия Егоровича. Наверное, она и сейчас у Верухи в чулане. А может, давно сожгла.
Веруха, Вера Никитична, была когда-то подругой моих старших сестер. Они вместе гуляли в молодости, делили девичьи проказы,
– Ведь как чертили, бывало, с твоими сестрами, с Катюшей, с Валентиной, да еще с Ниной Ворониной. Ваши уедут на ярмарку, нас, девчонок, оставят домовничать. А мы либо доберемся до меда, а то давай пироги печь или валять голубцы. Чертили почем зря. А тебя, маленького, нам оставляли. Нам почертить охота, а ты орешь благим матом, плачешь. Тебе год или меньше. А то в сад к тете Насте залезем за яблоками. Она под старость не видела ничего, тетя Настя, соседка ваша, а мы к ней за яблоками. Почертили мы с твоими сестрами, с Катюшей, с Валентиной, да еще с Ниной Ворониной. Тебя, бывало, когда раскричишься, ничем не уймешь. Одно спасение – шкафом хлопать. Пока хлопаем дверкой от шкафа, ты молчишь, перестанем – опять за свое. Так на переменках и хлопали. Зато родители с ярмарки гостинцев нам привезут: ленты в волосы, гребенки, украшения.
Столь лирическое отношение к моим сестрам не могло косвенно не распространиться и на меня. Жизнь у Веры Никитичны потом, правда, переломалась и во многом обозлила пожилую теперь женщину, но все же я мог надеяться, что если действительно есть у нее Георгий Победоносец, которым обносили стадо, то Вера Никитична этого Георгия мне отдаст.
Дом некогда был большой, многосемейный. Набожные старики Василий Егорович (не в честь ли отца своего Егора держал старик Егория Великомученика в своем доме) да жена его Евления умерли. Единственную дочь Вера Никитична выдала замуж в другую деревню. Муж у Веры Никитичны, то есть прямой наследник дома, ушел к молодой вдове, и осталась Веруха одна.
К этой-то Вере Никитичне я и пришел просить Георгия Победоносца, которым обносили наше стадо.
– А как же, – охотно ответила Веруха, – обязательно обносили. Без этого, бывало, нельзя.
Она повела меня в просторный чулан. Такие чуланы у нас называют сельниками. Сначала я думал, что это искаженное «сенник», то есть помещение для сена, но ни в какие времена сено в сельники [1] не клали. Там стоял обычно ларь с мукой и держали кое-какую утварь. Сельники бывают либо захламленные – свалка лишних в доме вещей, либо прибранные, и тогда летом кто-нибудь там спит, чаще всего молодежь – парень или девка. Кроватью служит обыкновенно большой сундук, на котором постилают постель.
1
1.Может быть, впрочем, это слово происходит от слова "сени".
Сельник у Веры Никитичны оказался просторным. В лучшие времена это была жилая летняя комната. Окошечко маленькое, вроде банного. В дальнем углу – тусклое золотистое свечение, мерцание сквозь полумрак.
Иконостас сколочен из оструганных стоек и планок. В нем пять гнезд, расположенных горизонтально. Два гнезда оказались пустыми, а три были заполнены, как бывают заполнены и запечатаны полноценные ячейки в пчелином соте. Кроме того, тут же рядом отдельно от иконостаса обнаружился и Георгий Победоносец.
И вот я обладатель целых пяти икон! Из алтаря Фетининской церкви большая, черная, с едва проглядывающим изображением святого в темно-вишневых одеждах, с кадилом в одной руке. Георгий Победоносец, дорогой уж тем, что им обносили наше деревенское стадо. Если была бы это теперь простая доска с обсыпавшейся живописью, и то было бы интересно, стоило бы сохранить, потому что деды держали
Представьте мое состояние, когда именно эта, именно подлинная икона оказалась в моих руках. Георгий был черен, почти так же, как первая находка. Но и здесь сквозь черноту проглядывался и Георгий на вздыбленном коне, и то, что конь под Георгием белый, и гад, извивающийся в ногах коня, пронзенный неотразимым копьем избавителя. Да еще и плащ за плечами Победоносца.
Три другие иконы, отданные мне Верой Никитичной, выглядели новее и ярче. На одной из них было поясное изображение Иисуса Христа, держащего в руке книгу. На другой иконе – Божья Матерь, а на третьей – еще какой-то святой, похожий на Христа, но все же и не Христос. На тех первых порах, как видим, я не умел отличить Иисуса Христа от Иоанна Крестителя.
Георгий, доставшийся мне, был написан на толстой, неестественно тяжелой доске. На кипарисовой, как я узнал потом; остальные иконы были, напротив, очень тонкими, и легкость их по сравнению с Георгием была соломенной. Дощечки покоробились и загнулись, шпонки из них потерялись. Одна шпонка хоть и не потерялась, но ослабла в своем пазу. Она без труда вынималась и вставлялась снова. С обратной стороны доски гладенькие, светленькие, а не то чтобы лоснящиеся чернотой, характерной для небольших, домовых, очень старых икон.
Все пять экспонатов я расставил в пустой задней комнате нашего дома. Терпения моего хватало не более чем на час. Я снова шел в заднюю комнату и снова любовался своей коллекцией. То я укладывал находки в стопу, перестилая мягкими тряпками, примеряя, значит, как повезу их в Москву, то снова расставлял в рядок, в разном порядке, в разных комбинациях, то разглядывал по одной иконе, поднося ближе к свету. Я проделывал все, что не стал бы проделывать нормальный, здравый человек. Всякая страсть есть своего рода болезнь, отклонение от нормы. Огромная ошибка людей состоит в том, что от человека, одержимого страстью, они требуют тех же поступков, что и от не одержимого, и чаще всего меряют его поступки по себе, по своему хладнокровному здравому поведению. Бедные неодержимые люди!
4
Оглядевшись как следует в своем селе, я стал взглядывать на окрестные села. Я не ходил пока еще по домам и не спрашивал, нет ли старой иконки, но я стал думать, вспоминать, соображать, в каком доме они могли бы быть.
Мое внимание привлек прежде всего дом священника в соседнем селе Снегиреве. Село это растянулось вдоль речки в низине. Окнами оно смотрит на высокий холм, заросший елями. На макушке холма выглядывает из елей небольшая колоколенка. Издали можно подумать, что деревья подступают вплотную к церкви, но, когда подъедешь ближе, оказывается, что вокруг церкви есть просторная поляна и даже запущенный липовый парк. На поляне в нескольких местах проглядывают из крапивы, из мелкого кустарника розоватые груды щебня. Здесь стояла усадьба князей Салтыковых с прекрасным дворцом, с флигелями, конюшнями и даже с оранжереей.