Черные дыры российской истории
Шрифт:
Последующая судьба реформ Петра Великого тоже весьма незавидна. Василий Осипович Ключевский совершенно справедливо отмечал, что промышленность после Петра не сделала заметных успехов, внешняя торговля как была, так и осталась пассивной, в руках иноземцев, а внутренняя падала, подрываемая нелепым способом взыскания недоимок. Армия, призванная стоять на страже внешней безопасности, всем фронтом повернулась внутрь страны и стала видеть свою основную задачу в сборе податей и борьбе с крестьянскими побегами и волнениями. Городское население, по данным как первой, так и второй ревизий, застыло на величине три процента от всего податного населения страны. Одним словом, хвастаться особенно нечем. Между прочим, упомянутый В. О. Ключевский, признавая прогрессивный характер петровских реформ, резко отрицательно относился к методам их проведения. В научном архиве Академии наук сохранились неопубликованные работы Ключевского, в которых оценка петровских преобразований предельно резка. Есть среди них совершенно замечательная статья под названием
«Во-первых, реформа Петра вся пошла на пользу только государству в самом узком смысле правительства… Кулаком и палкой она вылепила из русского дворянства класс, который, питаясь крепостной народной кровью, являл некое подобие свободомыслящей европейской интеллигенции. Она расплодила комариный рой чиновничества, всех этих президентов, асессоров, рентмейстеров… комиссаров, профосов… которые облепили русского человека… Наконец, мотовскими ссудами из палочных сборов с полуголого и полуголодного плательщика она выкормила десятка полтора крупных капиталистов, фабрикантов и заводчиков, ставивших в казну по воровским подрядным ценам пушки, ружья, солдатское сукно, парусинное полотно и образовавших первые кадры русской плутократии.
Как венец преобразовательной деятельности, Петр заложил фундамент русского государственного устройства, начал новое и трудное дело создания основных законов русского государства, издав в 1722 году первый основной закон о престолонаследии, отменявший всякий порядок престолонаследия, уничтожавший самую возможность каких-либо основных законов, … бросавший судьбу… народа на произвол случая, в шальные руки лица, так или сяк вскарабкавшегося на терпеливый русский престол.
Во-вторых, реформа Петра ничего не дала народу… Из-под петровского молота он вышел таким же невежественным и вялым, каким был прежде, только значительно беднее и разбитее прежнего. Коренные области государства, наиболее… устоявшиеся экономически, стали малолюдными от бесконечных рекрутских наборов, от нарядов на постройку и утрамбовку человеческими костями трясинного петербургского болота и от массовых побегов…» Далее В. О. Ключевский пишет о чудовищной коррупции, о промышленном подъеме, хилые плоды которого оказались поглощенными «бездонной пропастью казны», и о полнейшем равнодушии власти к голосу своих подданных. «Ленивая, распущенная дочь Петра (имеется в виду Елизавета Петровна. – Л. Ш.)… чувствовала себя прочнее на престоле, чем ее дед, царь Алексей М(ихайлович) с самодержавной шапкой в руках смиренно умолявший своих мятежных верноподданных о снисхождении к ошибкам правителей». И наконец, резюме Василия Осиповича: «До Петра В(еликого) Московское царство было слабосильной полуазиатской державой, державшейся за слабосильный народ (неоправданно резкая оценка. – Л. Ш.); после Петра оно стало могущественной европейской империей, покоившейся на обнищавшем, безгласном, порабощенном народе».
Петр Простоватый
Прозвище «Простоватый» носил один из французских королей, но с куда большими основаниями его можно отнести к императору Петру III, внуку Петра Великого и мужу Екатерины II. Быть может, его даже следовало бы назвать простодырым – есть в русском языке такое грубоватое словцо, обозначающее человека непрактичного, житейски негибкого и немного наивного. При этом интеллектуальные и моральные качества фигуранта могут не вызывать никаких нареканий. Ваш покорный слуга в школьные годы однажды удостоился подобной аттестации за прямоту и редкое простодушие, граничащее с житейским идиотизмом, причем учительница, что характерно, не вкладывала в эту характеристику оскорбительного оттенка.
Петру III очень не повезло в отечественной историографии. Пожалуй, ни на одного российского самодержца не возвели столько несправедливых обвинений. И современники, и потомки отзывались о нем крайне нелестно, изощряясь кто во что горазд. Чего ему только не ставили в вину! Говорили, что он предал интересы России, что хочет извести веру православную и обрить попов на манер лютеран, что терпеть не может все русское, что он запойный пьяница, полнейшее ничтожество и чуть ли не слабоумен. Каноническая версия охотно подхватила эти расхожие басни, и неприглядный портрет императора Петра Федоровича был готов: русофоб, алкоголик, моральный урод и законченный бездельник на троне. Между тем этот «слабоумный алкоголик» за полгода своего царствования упразднил жуткую Тайную канцелярию (а Екатерина, придя к власти, возродила сие милое учреждение под названием Тайной экспедиции), объявил свободу вероисповедания (Екатерина отменила этот указ), перестал преследовать старообрядцев (при Екатерине гонения на них возобновились с прежней силой), разрешил дворянам беспрепятственно выезжать за границу (после смерти Петра «железный занавес» был опущен вновь) и издал указ об освобождении всех монастырских крепостных. Между прочим, знаменитый закон «О вольности дворянской», приписываемый Екатерине II, тоже дело рук Петра. И это еще далеко не полный перечень деяний Петра Федоровича. Вопрос о том, каким образом «прусский солдафон» и «тупица из тупиц» умудрился успеть так много за столь короткий срок, официальная история предпочитает оставлять без ответа.
Поэтому, на наш взгляд, необходимо беспристрастно разобраться в непростых
Вообще-то ушаты черной краски, от души выплеснутые на Петра, не должны нас особенно удивлять. Это старая добрая российская традиция, идущая едва ли не от Рюрика: смешать с дерьмом любые мало-мальски значимые достижения своих предшественников. Впрочем, судите сами: Елизавета Петровна не нашла ни единого доброго слова для десятилетнего правления Анны Иоанновны, Петр III стал искоренять все елизаветинское, Екатерина II вымазала грязью с головы до ног супруга, убитого по ее же приказу, Павел пустил побоку екатерининские реформы, а Александр, в начале XIX века, разделал под орех Павла. Историю переписывали столько раз и с таким упоением, что разобраться, где черное, а где белое, зачастую весьма нелегко. Поэтому апелляция к мнению современников настоятельно требует критической проверки буквально на каждом шагу.
Тот же В. О. Ключевский, ссылаясь на Екатерину и Андрея Болотова, отставного офицера, ученого и писателя, повествует о неприглядном поведении Петра как о безусловном и надежно установленном факте. Побудительные мотивы Екатерины в данном случае предельно ясны, поскольку она является автором и вдохновителем дворцового переворота, отрешившего Петра III от власти. Спрашивается, с какой такой стати эта неглупая и практичная женщина будет расписывать достоинства своего нелюбимого супруга? Княгиня Дашкова – сподвижница Екатерины по перевороту и вдобавок крестная дочь Петра III (ее родная сестра, Елизавета Воронцова, была петровской любовницей, чего княгиня решительно не одобряла, так что личные мотивы и здесь налицо). Что же касается Андрея Болотова, то он был хорошим приятелем Григория Орлова, фаворита Екатерины II, принявшего самое непосредственное участие в устранении Петра. Скажите на милость, уважаемые читатели, разве можно при таком раскладе рассчитывать на честные мемуары? А между тем воспоминания этой троицы лежат в основе легенды о «скудоумном ничтожестве» и «прусском холуе». Современные историки, подхватывая эту версию, напрочь забывают о других свидетельствах. А поскольку сплошь и рядом свидетельствуют люди далеко не последние, невольно закрадывается впечатление, что делается сие совершенно сознательно. К счастью, сохранились и другие оценки, прямо противоположные. Например, весьма высоко оценивали деятельность Петра III такие видные представители российской культуры, как историк В. Н. Татищев и М. В. Ломоносов, а Н. М. Карамзин в 1797 году и вовсе заявлял прямее некуда: «Обманутая Европа все это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников…» И даже придворный поэт Гаврила Романович Державин, певший впоследствии государыне императрице высокопарные оды, назвал ликвидацию Петром кошмарной Тайной канцелярии «монументом милосердия».
Невольные проговоры недоброжелателей, между прочим, тоже весьма симптоматичны. Например, Екатерина II в своих «Записках» с очаровательной дамской непосредственностью и полнейшим пренебрежением к логике одновременно упрекает мужа в «неспособности исполнять супружеский долг» и амурах с Елизаветой Воронцовой (отметим на всякий случай, что упрекнуть в этом Петра как-то рука не поднимается, потому что Екатерина давно ему изменяла направо и налево). А княгиня Дашкова, желая подчеркнуть недалекость императора, вспоминает, как однажды Петр обратился к ней со следующими словами: «Дочь моя, помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые, выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон». Нам представляется, что Петр шутил, а вот слова его оказались и в самом деле пророческими: прошло не так уж много времени, как тетки разругались вдрызг, и вчерашней сподвижнице без обиняков указали на дверь.
Надо сказать, что XVIII столетие русской истории – это вообще бабий век в полный рост. Две Анны, две Екатерины и одна Елизавета, окруженные сонмом фаворитов и прихлебателей всех мастей. Граф А. К. Толстой в своей ядовитой «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» сказал об этом очень точно: