Черные гремлины
Шрифт:
Бурошкур сорвался искать покрывало среди обломков корабля.
– И две маленьких крепких доски, - добавил я Мышонку, и он понесся за досками.
Я дотронулся до Ниро, и меня обожгла ее боль. Мою лапу словно выпотрошили двузубцем, а потом оплавили раскаленным железом. Боль яростным ураганом превратила мои мысли в мешанину бессвязных воплей. Я взял это чувство и поместил внутрь себя, туда, где все исчезало.
И боль ушла. Ниро часто дышала, но больше не плакала.
– Держи, - отдал покрывало Бурошкур.
– Такие пойдут?
–
Я распотрошил покрывало на нитки и веревки, пытаясь воссоздать те предметы, которые лежали в отнорке врачевателя Вонга несколько циклов назад. В памяти возникали его движения, их последовательность, их плавность. Вправить кость, остановить кровотечение, наложить шину. Ниро застонала - на смену старой боли пришла новая. Я заставил себя действовать правильно и быстро, не обращая внимания на то, что мои лапы были заляпаны чужой кровью, на то, что Ниро побледнела и потеряла сознание и на то, что с каждым вздохом где-то позади таяло Белое море.
В ушах надоедливо звенело. Наложив шину на сломанную лапу и убедившись, что кровотечение остановилось, я обернулся к Бурошкуру:
– Возьмешь Ниро на лапы? Ты самый сильный.
– Угу, - ошарашенно буркнул он и бережно поднял розовую гремлиншу.
Я оглянулся на высокую стену пара позади. "Горелоя" напоминала груду обломков - целой осталась только платформа, но без колес и рычагов от нее не было толку. На починку времени не оставалось. Мы застряли посередине замерзшего моря практически без припасов, зажатые между холодом пепельной равнины и жаром кипящей кислоты.
– Пора идти, - сказал я.
– Мы должны вернуться на скайдл Борд.
– А как же морской дьявол?
– робко поинтересовался Мышонок.
– Ниро все сказала. Он услышит и обязательно приплывет.
– Капитан, - вдруг серьезно рыкнул Бурошкур.
– Есть вопрос.
Я молча ждал, что он скажет.
– Ты ведь даже не подумал о том, чтобы бросить розовую, так?
– угрожающе наклонился серый пират.
– Даже мысли такой в башке не появилось? Несмотря на то, что она нас затормозит и хрен знает, выживет ли вообще. Розовая груз.
– Ты чего?..
– опустил уши Мышонок.
– Тихо, малой, пускай капитан отвечает.
Я вновь ощутил исходящую от серого пирата угрозу. Он был головорезом, и всю жизнь занимался тем, что грабил и убивал. Бурошкур умел нагнать страха. Ниро в его лапах беспокойно зашевелилась.
– Никто среди нас не груз. Я понесу ее один, если ты не хочешь, - ответил я.
– А если бы я сломал лапу, меня бы тащил?
– Да, - просто сказал я.
– Вопросов больше нет, - неожиданно успокоился Бурошкур и зашагал в сторону Мегастены. Розовая гремлинша в его лапах тревожно сопела.
– Брат всегда серьезен, когда дело касается команды, - пожал плечами Мышонок.
Отыскав запасы зефира среди останков корабля, мы нагнали Бурошкура и последовали за ним. Шли молча, прислушиваясь к прерывистому дыханию Ниро и изредка оглядываясь на стену пара -
Я размышлял о том, почему Белое море начало кипеть. Может, это огненные осколки солнца раскалили его глубины? Но те осколки, что обрушились на скайдл Борд, быстро остыли. Как долго будет двигаться эта стена пара? Если она дойдет до острова, то там все задохнутся. Надо предупредить черных гремлинов, чтобы они успели подготовиться к ядовитому воздуху. Они наверняка что-нибудь придумают.
Когда Бурошкур устал, Ниро понес я. Розовая самка показалась мне легкой, как комок шерсти. Хорошо, что она начала дышать спокойнее, а ее рана больше не кровоточила. Однако теперь ее способность передавать чувства при соприкосновении стала настоящим проклятием - я ощущал ее боль, словно это я сломал лапу, а не она, и даже начал прихрамывать.
– Старайся не лапать ее, - понимающе сказал Бурошкур, заметив мою хромоту: - Под перевязь бери и свои лапы обмотай. И поменьше думай о ней.
Это действительно помогло, и я благодарно кивнул серому пирату. Пока мы шли, я часто ловил на себе его задумчивый взгляд, но не решался спросить, что стало причиной перемены в отношении ко мне. Долгое время спустя мы все-таки остановились, чтобы перекусить.
– Не хочу есть, - свою зефирку я скормил Ниро, раскрошив ее розовой самке в пасть.
– Ты взаправду призрак, - буркнул Бурошкур.
– Почему?
– Ниче не жрешь.
– Ты тоже так думаешь?
– спросил я Мышонка.
Вместо ответа он опустил взгляд.
– Может, так и есть, - сказал я, разглядывая собственные лапы. Они стали тонкими, словно состояли из одних жил и костей, обтянутых бледной потрескавшейся кожей и грязной темно-коричневой шерстью, поредевшей, ломкой и сухой. В животе ныло так, что я готов был съесть целую гору сладостей: - Тогда вам достанется больше зефира.
– Не склеишь подушечки? Я две туши не утащу.
– Все в порядке, - обнадежил я здоровяка.
– Пора идти.
– Уже?
– пожаловался Мышонок.
– Надо успеть, прежде чем нас догонит тепло.
Встать оказалось тяжело: лапы дрожали и подкашивались от напряжения, а спать хотелось так, что я клевал носом и едва различал, куда иду. Все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы переставлять лапы: левую, правую, левую, правую. Но все же мы шагали и подбадривали друг друга, чтобы не уснуть.
Если мы уснем, то сначала замерзнем, а потом сваримся.
Мы шли долго. Три ночи? Пять? Иногда я рассеянно посматривал на часы на запястье. Мы продолжали измерять время в сутках, хотя солнце уже давно не поднималось на небосвод и царила вечная ночь. Ниро несли по очереди. От голода внутри пасти все высохло, и никто больше не разговаривал. Мы шли и шли, а остров еще даже не появился на горизонте, а по Мегастене, всегда занимающей половину неба, невозможно было сказать, насколько мы приблизились к цели.