Черные колокола
Шрифт:
Старый Шандор долго кашлял, вытирая слезы, разглаживал платком усы, прежде чем собрался с ответом.
— Дюси! — сказал он. — Я не сомневаюсь в твоих чистых намерениях. Верю, ты хочешь добра и народу и себе, но… Опять говорю и еще и еще буду говорить: сгоряча, в драке, в переполохе, ты можешь оглушить не злого дурака, а подрубить живые корни нашей жизни.
— Чепуху ты говоришь, отец. Извини. А потом, не такие уж они слабые, эти корни, чтобы можно было подрубить их одной моей дубинкой или даже тысячами дубинок. Ты,
— Не могу, сынок. Никак не могу. Одно хорошо понимаю: демонстрация… чужое это знамя, опасное.
Ласло Киш все-таки не вытерпел и вмешался в разговор:
— Что же делать, Шандор бачи? Подскажите, как помочь народу?
Мальчик гордился своей выдержкой, своей игрой и жалел, что нет здесь его шефа Кароя Рожи.
— Скажите, как нам жить, чтобы нас не терзали угрызения совести? Как стать настоящим венгром? Как бороться за настоящий социализм?
Шандор закрыл усталые глаза, медленно покачал поникшей головой.
— Не знаю.
— Вот! — с видом победителя объявил Дьюла. — Не знаешь сам и хочешь, чтобы и мы не знали. Нет, отец, мы твердо знаем, как и чем должны служить народу!
Продолжительный звонок положил конец тяжелому разговору, всех одинаково обрадовал — и Дьюлу, и Киша, и Шандора.
— Это, наверно, он… американский корреспондент.
Дьюла глянул на часы, открыл дверь Да, он. Явился минута в минуту, как и условились. Долговязый, с почтительно приветливой улыбкой на тонких губах, с очень серьезными, настороженными глазами. Одет с обычной для американца непринужденностью. Просторный пиджак, мягкая белая рубашка, галстук с тонким узлом. Скомканный плащ, словно у тореадора, перекинут через плечо.
— Если не ошибаюсь, я имею честь видеть профессора Хорвата? — спросил гость.
— Да, я Хорват. А вы… Карой Рожа, если не ошибаюсь.
Американец подал профессору визитную карточку.
— Не ошиблись. Специальный корреспондент радиовещательной корпорации Соединенных Штатов Америки и единокровный ваш брат, мадьяр, выросший на американской земле.
При появлении своего шефа Ласло Киш скромно отошел на задний план «Колизея», за камин, и оттуда с любопытством наблюдал за американцем.
Дьюла подвинул корреспонденту стул.
— Садитесь. Очень приятно, мистер, видеть вас, но… боюсь, что интервью у вас получится худосочное. Я заурядный профессор, скромный поэт. А ваша корпорация, конечно, интересуется знаменитыми особами: министрами, королями, кинозвездами.
— А я ничего не боюсь. Я пришел к венгру, имя которого в самом недалеком будущем, может быть, даже завтра, прославится на весь цивилизованный мир. Чутье репортера привело меня к вам.
— Вы очень любезны, мистер Рожа, но… мне дорога сейчас каждая минута. Что вас интересует?
— Не скупитесь там, где надо быть щедрым!.. В Будапеште много и очень противоречиво говорят о клубе Петефи. Не
— Разговариваем. Спорим. Рождаем истину. Вот и все наши дела.
— Верны ли слухи о том, что вы являетесь одним из духовных вождей клуба или кружка Петефи?
— Чепуха! У нас нет ни вождей, ни претендентов в вожди. Полное равноправие. Никаких ограничений, Стопроцентная анархия. Вот так, мистер Рожа! Вы разочарованы? — Дьюла вежливо улыбнулся.
— Наоборот! — воскликнул корреспондент. — Я ценю вашу скромность. Скажите, а как бывший премьер-министр Имре Надь смотрит на деятельность вашего клуба?
— Я думаю, Имре Надь ответит на ваш вопрос более точно, чем я.
— Правда, что Имре Надь ваш единомышленник?
— Профессор Имре Надь мой коллега.
— Коллега? И только?
— Ну, и соратник в борьбе за дело народной Венгрии.
— Соратник в борьбе… Господин Хорват, не смогли бы вы мне дать ключ к одной из таинственных страниц истории вашего клуба? Я имею в виду дискуссию, состоявшуюся этим летом в офицерском театре.
— Что ж в ней было таинственного?
— Как же! Вы разослали пятьсот пригласительных билетов, а на дискуссию привалило более пяти тысяч будапештцев. В чем дело? Некоторые весьма влиятельные в Венгрии лица утверждают, что дополнительный тираж билетов изготовлен в подпольной типографии, принадлежащей американской разведке.
— Чепуха! Так говорят не влиятельные, а безответственные лица.
— Благодарю, господин Хорват, за искренность. Я пространно сообщу об этом американцам. Еще один вопрос. Ваш ЦК публично осудил деятельность клуба Петефи. Вас обвиняют в попытке создать политический центр, противостоящий ЦК. Как вы относитесь к этому?
— Я не осмеливаюсь обсуждать решения ЦК в присутствии такого весьма и весьма приятного человека, как вы, мистер Рожа.
— Остроумно!..
Со своей половины вышел, хлопая по паркету шлепанцами, Шандор Хорват. Костюм его измят, в пуху. Лицо мрачное, заросшее щетиной. Глаза в болезненных отеках, злые. Увидев незнакомого человека, он кивнул ему головой.
— Добрый день.
— Здравствуйте, — приветливо откликнулся корреспондент. — Извините, с кем имею честь?
— Мой отец, Шандор Хорват, — представил Дьюла.
— Какой венгр не слыхал о Шандоре Хорвате! Ветеран венгерской рабочей гвардии. Добрый день, господин Хорват! А я американский корреспондент, изучаю новую Венгрию. Разумеется, с разрешения властей. Вот, пожалуйста!
Шандор прочитал поданную ему бумагу, вернул и спросил:
— Что вас интересует?
— Прежде всего эта квартира. Здесь жил, кажется, какой-то представитель старого мира?
— Миллионер. Граф. Министр в правительстве фашистского диктатора Хорти. Между прочим, сохранился его портрет, валяется в чулане. Желаете посмотреть?