Черные люди

Щербинина Зоя

– Что случилось? – крикнула она, и полог тут же отдернули.

– Все, Грейнджер, дождь ослабевает. Черные движутся в сторону леса. Мы почти пережили. Этот твой Джереми считал, говорит, остался час.

– Тогда, может, ты расскажешь свой великий секрет, Малфой? – она скрестила руки на груди. Малфой склонил голову, глядя на нее, а затем спокойно снял свою мантию, оставаясь в свитере и брюках, и повесил ее на спинку стула. Он заботливо подложил Гермионе под спину несколько подушек и присел на край кровати.

– Итак, Грейнджер, мы остановились на том, что ты додумалась до одной

важной мелочи: вся магия в книге построена на крови. А теперь подумай, что могло бы заставить тебя прервать ритуал?

– Ничего, - Гермиона покачала головой. – Совершенно ничего. Мы были в одной лодке, Малфой, и тебя нужно было спасать.

– Даже если бы я сказал, что ритуал свяжет твою и мою кровь? Ты ведь не глупая, могла и догадаться, когда появилась ментальная связь.

– Мерлин, Малфой, я что-то подобное и подозревала. Слишком уж ты обо мне стал заботиться. Впрочем, я решила, что ты чувствуешь себя обязанным. Только не говори, что ты теперь что-то вроде моего брата.

– Хуже, Грейнджер. Намного хуже. Мы прошли кровный ритуал, который связал души, судьбы - называй, как хочешь. И это дало возможность создать кокон, который применять можно только на членах семьи.

– Мерлин, нет, - протянула Гермиона, не веря своим ушам. – И ведь я тоже откуда-то знала заклинание. Я взяла его из твоей головы.

– В семье Малфоев муж и жена всегда стоят друг за друга горой, - произнес он скорее в пространство, чем обращаясь к Гермионе. – Я понимаю, Грейнджер, что ты можешь не захотеть. И, в конечном счете, обречь на не самые приятные годы нас обоих. Не подумай, я не давлю.

В маленьком Гриффиндорском секторе, состоящем всего из одной кровати, повисло неловкое молчание.

– Мне нужно относить траур по Рону, - наконец произнесла Гермиона, стараясь не глядеть Малфою в глаза. – Не знаю, принято ли у вас такое, но для меня это важно.

– Это говорит о высочайших моральных качествах моей будущей жены, - улыбнулся Малфой. – Я тоже должен отдать дань памяти Астории.

Гермиона чуть заметно кивнула. Какое-то время они смотрели друг на друга, не мигая, будто пытаясь свыкнуться с этой мыслью.

– Наверное, мне будет тяжело с этим свыкнуться, Драко, - Гермиона улыбнулась одними лишь уголками губ. – Мне ведь теперь положено так тебя называть?

– Да, Гермиона, - медленно, почти по буквам, произнес он. – «Да» на оба вопроса.

Она смотрела на Малфоя – на Драко, так теперь было правильно – и пыталась представить, как повернется ее жизнь.

Он мягко положил руку ей на плечо, подтягивая к себе. Гермиона дрогнула и поддалась. В конце концов, она сама была причиной происходящему. Сама взялась за книгу, сама принялась проводить кровный ритуал. Вероятно, это была та самая прирожденная Гриффиндорская тяга к героизму, не иначе. А теперь она получила то ли наказание, то ли награду.

Он коснулся ее губ так, словно проделывал это бесчисленное множество раз. Он брал то, что принадлежало ему по праву кровной магии. Но брал осторожно, ненавязчиво, оберегая свое от потрясения, памятуя о том, как она еще слаба. Просто прикосновение – и она робко шевельнула губами, отвечая на него. В лицо словно подул теплый летний ветерок,

когда он продолжил начатое. Она знала, что он рад ее реакции, просто чувствовала через их странную связь. Их губы соприкасались легко, привыкая к новым ощущениям, а в груди растекалось тепло. Кровная магия была удовлетворена. Кровная магия радовалась вместе с ними, расцветая чудесными цветами в груди. Гермиона не могла от него оторваться, как будто это неминуемо приведет к гибели. Она наслаждалась тем теплом, что прокатывалось волнами по телу, пока его губы прикасались к ее. Это было настолько правильно, что она не могла вспомнить, как жила раньше.

А потом даже через закрытые веки ее глаза резанул ослепительный свет, а студенты разразились торжествующими воплями. Гермиона оторвалась от Малфоя – от Драко, нужно постараться привыкнуть – и увидела, что сотни зачарованных свечей под потолком Большого Зала вспыхнули веселыми огоньками. Затрещал камин, около которого была зона отдыха, и студенты с радостными криками бросились туда.

– Пойдем, - Драко встал и подал ей руку. – Сейчас нам покоя не дадут. Я устал от них и хочу побыть в каком-нибудь тихом местечке.

Гермиона вложила свои пальцы в протянутую руку. Драко повел ее прочь из Большого Зала, по коридорам, на которых весело потрескивали факелы, вдоль просыпающихся понемногу портретов, вверх по лестницам.

– Башня Гриффиндора, - грустно улыбнулась Гермиона, когда Драко остановился у проема. Портрет Полной Дамы, сорванный с петель, лежал у стены. Холст, похоже, был пробит в двух местах.

– Астрономическая была бы некстати, - Драко пожал плечами и пропустил ее вперед.

Гермиона повела его вверх по лестнице, к своей спальне. Точнее, от того, что от нее осталось. Одна стена была снесена напрочь, от кровати остались лишь щепки, а алый полог, истрепанный дождем и ветром, жалко трепыхался, зацепившись за обломок камня.

– Смотри, - Малфой подошел к ней сзади, прижал к себе, коснувшись губами затылка, и указал на небо.

Гермиона положила свои руки поверх его. Говорить не хотелось. Впрочем, у них не было такой необходимости, ведь можно было вести безмолвные разговоры. Но даже думать желания не было.

Завтра полетят в школу совы с письмами от уцелевших студентов, которых приютили чистокровные семьи. Мокрый Хогвартс-экспресс привезет сотни министерских сотрудников для срочного восстановления школы. Из камина в Большом Зале выйдут почти все чистокровные маги, прибывшие восстановить барьеры над всем замком – а заодно и принести Гермионе благодарности, выразить восхищение, засвидетельствовать почтение. Завтра ее признают чистокровной, и Люциус Малфой лично будет советоваться с ней о дате помолвки. Молли прибудет последней, разрыдается на ее плече и благословит на долгую, счастливую жизнь, а Нарцисса Малфой и Орделия Гринграсс будут гладить несчастную миссис Уизли по плечам и промокать глаза платками.

Это все будет завтра. А пока что можно просто стоять, обнявшись, на развалинах Гриффиндорской башни, молчать о том, что мало кто поймет и смотреть на молочно-белый диск луны, выползающий из-за стремительно рассеивающихся туч и освещающий покрытую первым инеем траву.