Черные минуты
Шрифт:
Конечно, я знаю Паракуан. Там произошло крупнейшее криминальное расследование, с которого и началась моя карьера. В то время я помогал дяде, прежде чем найти свою судьбу и выйти в большой широкий мир.
Тогда я находился в зрелом возрасте (так мне в ту пору представлялось) двадцати двух лет, и пора было определяться с выбором. Мой дядя возглавлял полицию Паракуана, портового города в тропических широтах, полного контрабандистов и наркодилеров. Как говорил Хуан Габриэль: Pero, їquй necesidad? («Почему это необходимо?»). Первый знак судьбы я получил в Рождество.
Мой дядя не слишком ценил все эти семейные собрания, но его жена, сестра моей матери, заставила его проводить праздники с нами.
И вот я заперся у себя в комнате наверху и притаился, чтобы все подумали, что я сплю. Но поскольку вскоре мне предстояло спуститься вниз — проигнорировать ужин я так и не решился, — я решил дунуть. Взяв специальную трубку, которая не оставляет запаха, я дунул разок и пошел в гостиную, готовясь общаться с родней. Можете себе представить, какой я на самом деле псих.
В гостиной я сел на ковер и стал слушать. Мой отец, воспользовавшись тем, что дядька к тому времени уже прилично набрался, подбил его рассказать о китайской мафии, о перестрелках в порту, которые будоражили весь город, а особенно газетчиков. И дядька возьми и выболтай, как копы положили сотни две узкоглазых, да еще с хохотом, будто это не люди, а муравьи. Конечно, будь он трезв, он бы не стал чесать языком, но тут, как жена и дети ни толкали его в бока, он не унимался.
Все началось с того, что патрульные во время дежурства задержали одного очень уважаемого к китайской общине человека. Ходили слухи, что он провинился тем, что отказался дать им денег, но этого дядька не упомянул. Он сказал, что его забрали по пьяни. А китаец был ни много ни мало, а профессор института Конг, мастер восточных единоборств, который знал по имени чуть ли не каждого соплеменника в порту. И вот община собралась и устроила пикет под окнами полиции, требуя выпустить своего человека. Дядя велел их не трогать — пошумят, мол, и разойдутся. Но двое его подчиненных, приметив в толпе симпатичную девушку, стали криками привлекать ее внимание и флиртовать с ней. Ее парень тоже был среди протестантов — низкорослый тощий парнишка. Он выскочил из толпы и заявил, что вызывает их на бой. Словом, хочет отомстить за оскорбленную честь девушки. Копы, разумеется, только посмеялись. И напрасно, потому что он измочалил этих двоих наглецов в кровь, а сам даже не вспотел.
Тут уже оскорбилось все отделение полиции. Перекрыли улицу с двух сторон, и китайцы оказались в ловушке. Копы стали требовать выдать им обидчика, но окруженные протестующие наотрез отказались. Тогда полиция пустила в ход дубинки, а затем и пистолеты. Тех, кто думал укрыться от пуль в здании полиции, тоже расстреливали. Не секрет, что копы только и ждут случая, чтобы попалить из своих пушек, ну а тут представился такой роскошный повод… Они живут по принципу: стреляй, потом разберемся.
Дядин рассказ заворожил меня. Я не мог отвести от него глаз. Я в ярких красках представлял себе то, о чем он рассказывает, но только китайцы, вооруженные боевыми мечами, врывались в окна моего дома. Настоящий боевик с Брюсом Ли! Словом, дунул я не напрасно — приход был недурен. Признаться, мой дядька и в трезвом виде совсем не оратор, а в пьяном и подавно. Но тогда мы слушали его, потому что других занятий не было. А затем мой отец и говорит:
— И это правда? Почему же ты ничего такого не рассказывал, когда выступал на пресс-конференции?
Помню, дядька побледнеем как смерть и, кажется, даже протрезвел.
Но я был в полном восторге. Я понял, что у меня есть тема для следующего проекта в университете Иберо. За поеданием индейки я думал о том, как найти свое место под солнцем и более всего —
И вдруг на меня снизошло озарение. За столом было много суеты: двигались чашки, тарелки, бокалы с красным и белым вином, с виски, но я оставался совершенно спокоен, потому что я постиг истину. С каждый ломтем индейки, который отрезала моя мать, редели темные тучи, мешавшие моему личностному росту, и каждый ломтик, снимаемый с костей, был словно очередная преграда у меня на пути, которую она убирала. Я вдруг настолько ясно увидел свое будущее, что даже испугался. В тот вечер я решил, что стану секретным агентом Нового Журнализма. Я должен написать книгу о Паракуане. Поэтому на следующей неделе, когда закончились каникулы, я не вернулся в Мехико, чтобы продолжить учебу, а отправился в порт, дабы найти предмет для моего исследования. Я приехал первым автобусом, потом на такси добрался до дома тетки.
— Привет, тетя, — сказал я, — ну вот и я. Мама тебе звонила?
Разумеется, ей никто не звонил, но этого и не требовалось. Я за пару минут убедил ее, что мы договорились обо всем с ее мужем на Рождество, и тетя даже обиделась, что он не посвятил ее в свои планы. Она взяла телефон и позвонила ему в офис. Ей ответили, что его пока нет. Пока мы ждали, она приготовила мне завтрак: яичница, апельсиновый сок и кофе.
Я воспользовался возможностью узнать о последних событиях в городе. Она рассказала мне, что ее муж очень обеспокоен появлением в округе нового крупного наркодилера и, как обычно, пожаловалась, что газетчики все перевирают, особенно некий Джонни Гурреро. Телефон в полиции был все время занят, и тетя посоветовала мне ехать прямо в офис, дабы не терять понапрасну времени.
Я вышел из дома своей фирменной походочкой — энергично, но без суеты, всем видом демонстрируя выдержку и спокойствие, поймал такси и поехал в центр города.
Вы бывали когда-нибудь в полиции Паракуана? Это старое двухэтажное здание из белого кирпича на правой стороне площади. Поездка туда заняла у меня всего несколько минут — я был очень эффективный агент. Я с легкостью ориентировался на любой местности. Меня можно было бы забросить в сердце Калахари, и я бы нашел дорогу домой.
Секретарь сказала, что шеф должен вот-вот отъехать в Сьюидад-Викторию, но она постарается связаться с ним, а поскольку я его племянник, я могу подождать у него в кабинете.
Первым делом я осмотрелся, но ничего интересного не заметил. Ящики стола были заперты, и я стал смотреть в окно. И вдруг мне стало очень не по себе, даже тревожно и страшно, будто дядькин кабинет был полон негативных флюидов или в нем находился перекресток потоков черной энергии — как в «Экзорцисте», когда Макс Зюдов входит в дом девочки. Как знать, что тут происходит?
Полицейские, которые то и дело заглядывали в кабинет и спрашивали шефа, вроде бы ничего не замечали, но я-то чувствовал! Они только странно смотрели на меня, словно я преступник или им не нравится, как я выгляжу. Поскольку я не выношу подобного давления, я, улучив минутку, достал трубку. Мне нужно было привести себя в рабочее состояние, тем более что впереди меня ждала неизвестность. Интеллектуалам вроде меня требуется объективность, повышенная восприимчивость и тренированное тело.
Дяди все не было. Я вынул из рюкзака комиксы Мебиуса и принялся читать. Моим вниманием без остатка владел герой по кличке Собачья Голова, когда вошел дядя и один из его детективов Ранхель — самый большой мерзавец во всей полиции. Меня сразу поразило его сходство с героем комиксов: такая же собачья голова, острые зубы и злой, беспощадный взгляд. Но суперагент Нового Журнализма не может позволить себе подчиняться первому впечатлению, и я сказал:
— Рад познакомиться!
И пожал ему руку.