Черные ножи 3
Шрифт:
Лют был настоящим асом-подводником, и он справился. Мы прошли сети и минные линии, вошли в Финский залив и взяли курс на Кронштадт.
Уже на следующее утро, удачно миновав германские корабельные дозоры, мы прорвались к своим.
— Слышу шум! — О’Хара, исполнявший обязанности акустика после смерти Турка, высунулся из комнаты. — На нас движутся две подлодки, пять тральщиков, семь сторожевых катеров и два дымзавесчика. Думаю, это группа прорыва!
— Нас обнаружили? — уточнил я.
— Еще нет, но скоро это случится.
— Командуйте всплытие, капитан, — повернулся я к Люту, — не будем прятаться.
Вольфганг
— А вы, коммандер, выйдете на открытый канал связи. Передавайте морзянкой следующее: «Огонь не открывать! Идем домой!»
Через полчаса вокруг нашей субмарины, всплывшей на поверхность, уже вовсю крутились сторожевики, готовые при первой опасности открыть огонь. Но мы спокойно легли в дрейф и готовились принять гостей на борт.
Я вышел в коридор, намереваясь спрятать желтую папку обратно в сейф.
Тут-то все и случилось.
Лют, незаметно вышедший следом, набросился на меня со спины и, крепко приложив по затылку чем-то тяжелым, выхватил у меня из рук автомат и папку.
Я чуть поплыл на несколько мгновений, сознание помутилось — если бы Лют захотел прикончить меня, он легко мог бы это сделать. Но капитан и не подумал стрелять — он бросился вперед и заскочил в свою каюту, захлопнув дверь изнутри.
Слегка очухавшись и на секунду удивившись, почему он все же не выстрелил, я бросился следом, но дверь была уже надежно заблокирована.
Чертов немец! Обхитрил-таки!
Из-под двери потянуло дымом. Что происходит? Тут же до меня дошло очевидное — он попросту сжигает секретную папку с картами! Уничтожает документы единственно доступным способом!
Я в отчаянии заколотил в дверь, но это ни к чему не привело.
Дьявол! Ведь все же было замечательно!
За дверью раздался глухой звук выстрела, и тут же послышался шум падающего тела.
Я устало провел рукой по лицу, смахивая пот. Потом осторожно тронул затылок — ладонь окрасилась кровью.
Капитан спас корабль и своих людей, и посчитал на этом миссию выполненной. Попадать же в плен он не захотел, решив сохранить собственную честь простым и проверенным способом.
Вольфганг Август Ойген Лют застрелился.
Глава 12
Интерлюдия 1
Генриху фон Метерлинку повезло и не повезло одновременно. Попадись он в руки разведчиков будучи в сознании, его бы быстро допросили и, скорее всего, прикончили на месте. Обычный офицер, пехотный капитан, он, с точки зрения командира разведгруппы СМЕРШа, вряд ли обладал ценными сведениями. Если бы в доме был еще хоть кто-то живой, с собой взяли бы его, а не одноглазый полутруп. Но все прочие весьма сомнительные на вид личности, обитавшие в подворье, были мертвы, точнее, убиты, и выбора не имелось.
Лейтенант СМЕРШа просто не мог вернуться обратно с пустыми руками, поэтому он приказал прихватить с собой истекающего кровью, едва дышащего немецкого капитана, в надежде, что тот не сдохнет по дороге, а позже сможет дать показания. Ведь именно здесь, в этом доме, стоящем на отшибе, обрывался последний след танкиста Бурова. А он был, очевидно, важной персоной… настоль важной, что на его поиски за линию фронта послали целую боевую группу. То есть потенциальная ценность Бурова с точки зрения начальства перевешивала жизни разведчиков.
Немцу наскоро перебинтовали голову, других ран у него не нашли. Кровь в его пустой глазнице уже свернулась, и лишь сукровица все еще сочилась.
«Живучий, гад!» — подумал лейтенант и сплюнул на землю, а раненного немца взвалили на импровизированные носилки и двое бойцов живо потащили его в сторону советского расположения. После такого удара ножом обычно мгновенно отправлялись на тот свет. Бил явно профессионал своего дела, и любой другой был бы гарантированно мертв. Но не этот чертов немец. Капитан даже не стонал, только подергивался время от времени, дыхание у него было слабое, но пот лился обильно — значит, организм борется за жизнь, цепляется, карабкается из потенциального небытия наверх, к свету.
И ведь дотащили, хотя лейтенант в это почти не верил. Обратно прошли линию фронта без приключений, судьба уберегла. Сдали пленника майору Веселому на руки, то быстро вник в ситуацию, велел разместить немца в землянке, приставить охрану и лечить эту сволочь изо всех сил. Сделать все, чтобы очнулся и смог говорить. Наверняка, немчура знает, куда делся Буров, и требуется срочно выбить из него эти знания, а потом пусть дохнет, не жалко.
Но проходили дни, а капитан в сознание все не приходил, но и не умирал, застряв где-то между небом и землей. Полковой хирург лишь руками разводил, мол, сделал все возможное, а дальше все зависит только от самого больного, а вообще, прогноз неутешительный, и удивительно, почему немец еще задерживается на этом свете.
— Можно его транспортировать в тыл? — спросил майор. Очень уж ему хотелось избавиться от нежелательного немца.
— Ни в коем случае! — резко ответил доктор. — Не выдержит. Раны ужасные: кроме того, что больной лишился глаза, был задет головной мозг — нож прошел насквозь, лишь чудом не пробив заднюю стенку черепа. А при таких ранениях последствия непредсказуемы. Если даже выживет, нет гарантии, что сможет говорить. Затруднение или невозможность произнесения слов, нечленораздельная речь, невозможность читать, писать — обычные последствия в подобных случаях. Черепно-мозговые травмы — штука слабоизученная, особенно при внутричерепных повреждениях. К сожалению, определить в полевых условиях, образовались ли травматические гематомы, другими словами, произошли ли кровоизлияния внутри черепа, невозможно. Даже если пациент очнется, он может до конца жизни остаться инвалидом или впасть в вегетативное состояние.
— Он нам нужен, — устало ответил на эту долгую тираду Веселый, — это наша единственная зацепка.
— Я не бог, товарищ майор, — пожал плечами хирург, — и в подобных условиях никаких гарантий дать не могу.
И все же в одно прекрасное утро Генрих очнулся. Он открыл правый глаз, не понимая, где оказался, и почему левым глазом он ничего не видит. В землянке царила полутьма, рядом никого не было, он находился тут совершенно один.
Жутко болело все тело, а больше всего — голова. Генрих сел в постели, потрогал лицо и наткнулся на плотную повязку вокруг левого глаза. Он негромко выругался, и в землянку тут же заглянул часовой. Капитана ослепило ярким светом, и он прикрыл уцелевший глаз ладонью. Увидев, что пленник пришел в себя, часовой удивленно присвистнул и тут же задернул полог.