Черные псы
Шрифт:
Впрочем, мы не успели насладиться всеми прелестями бассейна и сауны, потому что дверь, ведущая в предбанник, распахнулась, и оттуда пулей вылетел Кузнецов. За ним в дверном проеме показались любопытствующие охранники и тимофеевские дивы.
Кузнецов?!!
– Простите, где здесь Иванова?
– подслеповато щурясь, сказал он, и, оступившись, упал в бассейн.
– Кузнецов, ты сошел с ума?
– спросила я, подплывая к нему.
– Я-то нет, а вот пассия вашего толстопуза Аметистова - кажется, да.
– Ты что несешь?..
–
Бельмов, Солодков и Лена с интересом прислушивались к его словам, и неприкрытая тревога проступала на их лицах.
– Ну хорошо, хорошо, - я вылезла из бассейна, наскоро вытерлась и оделась. Все это в авральном режиме, без жеманных отворачиваний и закрываний.
– Я готова.
– Идем, идем.
– Он схватил меня за руку и поволок за собой. За нами, не попадая руками в рукава рубашки, бежал Бельмов, ругаясь на ходу.
...Первое, что я увидела, влетев в гостиную, это лицо Эвелины. Оно было совершенно белым и безжизненным, и на этой мертво застывшей маске, скованной каким-то страшным душевным недугом, с чудовищным усилием шевелились губы. Слишком алые и чувственные для этих помертвевших и как-то сразу истончившихся черт.
Я сразу подумала, что с ней что-то случилось, но, оторвав взгляд от ее безжизненного лица и окаменевшей фигуры, поняла, что самое худшее случилось не с ней.
На диване распростерлось массивное тело Баскера, над которым хлопотал Соловьев. Подойдя ближе, я увидела, что голова Андрея перевязана и бинт весь пропитался кровью, хотя повязка была наложена, по всей вероятности, только что. Из другого угла послышался короткий, сдавленный смешок, потом мерзкое хихиканье, сорвавшееся на хрип... Я повернулась и увидела Воронкову: ее удерживали в кресле двое молодых людей, один из которых был Казаков, а во втором я признала - в основном по очкам и кудрям - того самого Суворика, что рассказал нам историю о трех черных псах у столбов.
Я не обмолвилась, именно удерживали. Потому что Аня пыталась вырваться, вскочить, ее лицо странно кривилось, она то хихикала, то строила страшные гримасы, то что-то бормотала, всхлипывая и разбрасывая слюну... Я помертвела.
В этот момент Соловьев обернулся и, увидев меня, покачал головой, и на лице этого выдержанного, хоть и сильно чудаковатого молодого мужчины я увидела отчаяние.
– Что произошло?
– сдавленно произнесла я, хватая его за плечо, Он махнул рукой, потом, собравшись с духом, произнес:
– Это я и хочу выяснить.
– Что с ними?!
– Их принесли вот эти молодые люди, - он кивнул на Казакова и Суворика, которые с явными усилиями удерживали девушку.
– И он.
Кузнецов, в чью сторону был обращен взгляд Соловьева, с шумом выдохнул и выговорил:
– Он лежал с пробитой головой и не двигался. Она же бегала вокруг него на четвереньках с перекошенным лицом и бормотала что-то под нос, иногда выла.., смеялась и лаяла.
– Она успокаивается.
– Суворик ослабил хватку на воронковской руке и плече.
– Да, я ввел большую дозу успокоительного,
– кивнул Олег Платоныч.
– Но где Аметистов?
– вскричала я.
– Только не говорите, что он...
– Он валяется у столбов на болоте с перегрызенным горлом и лицом... Кузнецов осекся и провел рукой по собственному лицу, словно желая удостовериться в его сохранности.
– Лицо у него все вырвано...
– То есть как?
– Я села на подлокотник дивана, на котором лежал Баскер, и ошеломленно уставилась на Кузнецова.
– Как - вырвано?
– Зубами, - мрачно произнес стоящий в дверях Бельмов, - я прав, Костя?
Кузнецов кивнул.
– Пасть, наверно, у этой твари огромная, - пробормотал он.
– О господи, спаси нас и помилуй!
– прошептала я и посмотрела на Соловьева.
– Но что вы хотели от меня, Олег Платонович?
– Налицо убийство, - сухо ответил он.
– А вы еще спрашиваете? Ведь вы детектив.
– Но...
– я не находила слов, - я ищу преступников, а тут.., дьявольщина какая-то, мистика... Откуда там взялась эта собака?
– Псы, Танечка, - перебил Кузнецов, - чудовищные черные псы. И откуда они, кто натравил их на Аметистова - вот это и нужно выяснить, - вымолвил Кузнецов.
– Андрей Карлович заплатит вам любые деньги, я уверен, - прозвучал голос Соловьева.
– Я могу сделать это за него, пока он не в состоянии.
Я тяжело вздохнула:
– Вот тебе и проклятие рода Баскеров, черт побери...
– Мы с Казаковым, Сувориком, Пидерманом и еще двумя девчонками ходили на пляж, - начал рассказывать Кузнецов, - дело было уже затемно. Ну, мы искупались и пошли домой, да, видно, сослепу с дороги сбились.., да и бухие мы были изрядно. А у нас еще с собой было, будь оно неладно!... Ну, сели мы на поваленное дерево и стали квасить дальше. Где мы, как назад дорогу найдем - без понятия, да и побоку нам было, как говорится. И вдруг слышим дикий вопль, как будто режут кого...
Страшно кричали, но тут же оборвалось. Мы думаем - спьяну померещилось, "беляк" пристегнул, что ли... Да только вопль снова, и будто ближе, или просто орали громче... Мы уж на что пьяные были, да и то до печенок жуть пробрала. Пидерман с девками деру дали, и Суворик за ними, да пьяный был, ноги запутались ли, зацепился ли за что, да только - бряк и лежит, значит. Мы с Казаковым его подымать, а вопли не утихают, и мы думаем: может, кому помочь надо... И вдруг слышим визг бабий, пронзительный, и еще страшней, чем мужик, орет. А тот, первый, затих...
Кузнецов замолчал, переводя дыхание, и видно было, с каким усилием дается ему этот рассказ.
– Ну, дальше, - властно сказал Соловьев.
– А дальше.., дальше мы побежали туда с Казаковым.., и вдруг слышим.., рычание такое хриплое, жуткое и дыхание.., тяжелое дыхание.
Мы хоть и в говно пьяные были, все равно так и рухнули... И потом голос человеческий... странный он нам показался, что-то вроде:
"А-авяв идды-ы..." И с таким подвыванием.
Ох, какая жуть!
– Человеческий?
– непослушными губами выговорила я.
– Значит, там был человек?..