Черные псы
Шрифт:
– Ага, - процедил Бельмов, - я думаю, что более детальный осмотр надо перенести на утро.
– Следов человеческих ног не видно, - продолжала я, - но человек наверняка был на этом месте. Ведь не собаки же унесли Аметистова?..
– Ага, - замогильным тоном пробормотал Бельмов, - если они не оборотни...
– И он скорчил жуткую морду, отчего мне едва не стало смешно здесь, на месте страшного и таинственного преступления!
– Эй, сыскари!
– окликнула я троицу у подножия холма. Те шарили в ивовой
– Что там у вас?
– Кроме болота, ничего!
– буркнул Дима.
– Вылезаем, мужики, скомандовал он, и Кузнецов с Мариком полезли вслед за ним.
– Не знаю, что вам там по пьяни пометилось...
Замерзшие и усталые, мы поплелись домой, Дима злобно клацал зубами и едва не пристрелил какого-то мужичонку со спиннингом, кормушкой и прочими атрибутами рыбалки, который, вероятно, боялся опоздать на утренний клев. Мужичок попался нам на самом выходе из низины, в которой и было, собственно, болото. Вероятно, он вспомнил всех своих ангелов-хранителей, когда прямо из тьмы на него вышли вооруженные люди и, приставив к голове какой-то жуткий автомат, спросили, не разводит ли он случаем собак.
Таковы были милые шутки Димы.
Около четырех утра мы пришли к даче Баскера и тут же повалились спать, сморенные нечеловеческой усталостью.
– Вот и отметили День Победы, - коротко резюмировал Бельмов.
– Все как в песне:
"...Здравствуй, мама, возвратились мы не все, босиком бы пробежаться по росе-е-е..."
Вокальные данные у надежды российской журналистики были не ахти, но я все равно порадовалась, что исполняет эту, бесспорно, хорошую песню не Казаков...
Глава 5
ОСОБЕННОСТИ ПСИХОАНАЛИЗА ДОКТОРА СОЛОВЬЕВА
Ближе к утру - часов около пяти - я проснулась от странных звуков за стеной. Сначала я подумала, что мой сон нарушил Кузнецов, храпящий на диване у противоположной стены. Но, прислушавшись, я призналась, что возвела напраслину.
Звуки шли из-за стены. Они были похожи на бубнящее бормотание, прерываемое болезненными стонами, как от приступов накатывающейся боли, то сливались в какой-то вой на одной ноте, иногда срывающийся в визг и всхлипывание.
Я осторожно поднялась и - благо я спала одетой - вышла в коридор. Подойдя к соседней комнате, я обнаружила, что двери ее закрыты изнутри, ибо все мои потуги повернуть ручку окончились плачевной неудачей.
"Ах, вот как, - пробормотала я, - мое любопытство, конечно, переходит все границы, но я все равно посмотрю, что там происходит.
Я чувствую, что это важно..."
Ах, интуитивно!.. Ладно, где там мои двенадцатиграннички? Только быстро, чтобы не терять времени.
4+13+27
Я недоуменно поморщилась и перебрала в памяти ряд возможных вариантов ответа, если она, память,
"Только женщинам простительны слабости, свойственные любви, ибо ей одной обязаны они своей властью".
"Какие там еще слабости, - возмущенно подумала я, - у меня целую неделю ни одного мужчины не было!" Такой сезон отчаяния и одиночества целых семь дней!
– выдавался нечасто.
Впрочем, посмотрим, что там в соседней комнате...
Я осторожно открыла окно и, перекинувшись через подоконник, зафиксировала ноги на карнизе. Вниз лучше не смотреть, все-таки третий этаж дома с потолками по три метра, так что никакой собаки, если что, не потребуется.
Разве что кости с тротуара подъесть.
Я медленно продвинулась до окна и заглянула в промежуток между неплотно задернутыми тюлевыми занавесками.
Ну конечно, как я могла не распознать природу этих звуков! "Вот что значит воздержание на протяжении аж семи дней, - раздраженно подумала я. Теряешь нюх, дорогая!"
Большая комната была оборудована под спальню. Огромное трюмо отображало роскошное двуспальное ложе, на котором среди скомканных белых простыней и раскиданных подушек виднелись два обнаженных тела. Мужчина лежал на спине, и мне были видны только ноги его, обращенные к окну. Вся верхняя часть его тела была скрыта ритмично двигающимся телом женщины, сидящей на нем верхом. Мне не обязательно было видеть ее лицо - достаточно было один раз увидеть эту изумительную фигуру с великолепными очертаниями полных бедер, тонкой изящной талией, грациозно выгибающейся спиной увидеть тогда, в бассейне!
– чтобы понять, что это Эвелина Баскер.
"Позвольте, - недоуменно произнесла я, - а кто же в таком случае ее любовник?.. Уж точно не Андрей, который валялся в одной из спален второго этажа с тремя травмами черепа!
Господи, какая же я дура, - невольно выругалась я про себя, - это надо же спутать Эвелину с ее сестрой Леной! Ну конечно, тогда все просто, а этот мужчина, разумеется, Фил".
Я уж хотела оставить свои наблюдения, но в этот момент женщина вскрикнула сильнее обычного, ее дыхание перешло в прерывистый, глубокий хрип, тело задергалось почти конвульсивно, и со стоном она рухнула назад, на спину, запрокинув голову и открыв лицо.
Это была не Лена Солодкова. Это бледное, влажное от экстаза лицо с полуприкрытыми большими глазами и ярко-красным коралловым ртом - по-моему, со вспухшими от укусов и поцелуев губами - могло принадлежать только Эвелине Баскер!
Она пошевелилась, разметав скомкавшиеся под головой волосы и выбросив вперед закинутые под затылок руки. Мужчина лежал неподвижно, на лицо его упала простыня, но даже так - даже если предположить, что я не знала бы о недугах Баскера - я могла точно утверждать, что это не муж Эвелины.