Чёрные сердца
Шрифт:
— Босс говорит, что нет, — ответил мужчина. — Похоже, он считает, что ошейники на нём не работают.
— На нём не работают? Какого хера это означает? Он же видящий, верно? Как ошейники могут просто внезапно «не работать» на нём? Они прекрасно работали в той тюрьме в Луизиане…
— …Может, они больше не работают на нём, — поправился мужчина. — Это как-то связано с его структурой, с тем, что изменилось в нём после того, как он связался с той полукровкой. Его свет теперь другой. Босс говорит, что никогда ничего подобного не видел, даже на Старой Земле. Что бы это ни было,
Блэк ощутил тревогу женщины.
Он её чувствовал.
Эта мысль пришла к нему постепенным, озаряющим пониманием.
Теперь он понял, что ранее ощущал вокруг своего горла. Это были не обычные оковы, как на других частях тела. Это был не тот же материал, который крепил его к столу по лодыжкам, запястьям, рукам, ногам и груди.
Это был ошейник сдерживания видящих.
Это был ошейник сдерживания видящих, и он не работал.
Понимание этого проплыло по жидким, утопающим, одурманенным мыслям Блэка, пытаясь связаться со всем остальным, что там жило. Он ощущал, как мужчина и женщина видящие работают над ним, время от времени дёргают его кожу, его ладони, его руки, его ноги. Он чувствовал и знал, что они не чувствовали его в той манере, которая имела значение.
Мужчина-видящий прав. Ошейник на нём уже не работал.
Блэк знал и кое-что ещё… кое-что, что он увидел в разуме мужчины-видящего.
Его захватил Чарльз.
Чарльз был «боссом», о котором они шептали.
Это Чарльз забрал его с той скалы в Калифорнийской пустыне.
Но где Мири?
Почему они не говорили о его жене?
Интенсивность этого чувства разрасталась в его сердце и груди. Боль искажала его разум запутанными спиралями; эмоции пытались последовать, но накладывались друг на друга, умножая боль, сбивая его с толку, расстраивая его. От интенсивности этих ощущений перехватывало дыхание даже в одурманенном состоянии, даже тогда, когда веки ощущались как свинцовые грузы на глазах.
Несколько секунд он мог лишь лежать там и терпеть это.
Он хотел свою жену.
Он хотел свою чёртову жену.
Это выходило за пределы того, чтобы просто увидеть её, ощупать с головы до пят и убедиться, что с ней всё хорошо. Это выходило за пределы того, чтобы просто почувствовать её, желания успокоить себя другими способами, более интенсивными способами, при которых он как можно глубже вплёл бы свой свет в её свет.
Здесь тоже ощущалась более глубокая, более органичная нужда.
Эта нужда походила на… выживание.
Такое чувство, будто он умрёт, если не воссоединится с ней.
Такое чувство, будто он нахер сдохнет.
Блэк постарался оставаться неподвижным, никак не выражать интенсивные чувства телом или мышцами лица.
Но в итоге он не мог ничего не делать.
Он не мог вообще ничего не делать.
Он поддел женщину своим сознанием, пытаясь найти свою жену.
Он надавил на её мысли, её воспоминания, пытаясь выяснить, что известно этой женщине, пытаясь заставить одного из них произнести её имя. Поначалу он нацелил большую часть своей концентрации только на неё, на женщину-лаборанта. Какая-то часть его света почувствовала, что её ранг видящей ниже по сравнению с мужчиной, хотя Блэк не до конца понимал, как он
Он просто занялся тем, что, как говорил ему его свет, было проще.
Он занялся более быстрым вариантом из двух.
В других частях своего сознания он воспоминал военную стратегию, о чём он думал, над чем работал в какой-то другой зоне своего света.
Он ощущал вокруг неё аспекты этого… а может, эффекты от этого.
Эти два видящих нервничали.
Они нервничали не только из-за него; они нервничали из-за вампиров, из-за чего-то, что происходило с людьми. Блэк ощущал рябь от тех семян, которые посадил собственноручно во время своего последнего звонка генералу Шнейдерману, в тот последний раз, когда он сумел связаться с человеком по защищённой линии.
Отголоски того звонка проносились по его свету даже сейчас.
Он ясно слышал это в своём сознании, даже ярче большинства воспоминаний видящих.
Он слышал собственный голос.
Он слышал генерала.
— Помните, что я говорил вам и полковнику Холмсу? — сказал Блэк. — Тогда, давно? Помните, о каких действиях Счастливчика я предупреждал? Что он действительно может сделать, если окажется у власти, с достаточным количеством людей таких же, как он… как мы… натренированных до достаточно высокого уровня?
Генерал, который был майором, когда Блэк впервые говорил эти вещи, притих на другом конце линии.
Когда он заговорил в следующий раз, его голос звучал сурово.
По-военному сурово.
— Я помню, — он выдохнул, но его тон не изменился. — Иисусе. Ты перепугал нас до усрачки, Блэк. Включая твоего приятеля Холмса.
— Я надеюсь, что вы по-прежнему напуганы, — сказал Блэк. — Я надеюсь, что вы до усрачки этого боитесь, генерал. Потому что это происходит. Это происходит прямо сейчас. И у вас мало времени. Если он доберётся до вас… или один из его людей доберётся до вас… вы превратитесь в куклу. Вы превратитесь в очередную тряпичную куклу-человека, которую Счастливчик использует, чтобы легализовать свой переворот, и он будет говорить вам, что сказать и как поступить.
Голос Блэка сделался тише, твёрже.
— Совсем как он сейчас делает с президентом. Совсем как он делает со всеми в офисе президента. Совсем как со всеми высокопоставленными гражданскими и военными лицами, которых он уже затянул на свою орбиту…
Блэк продолжал так некоторое время.
Он сказал Шнейдерману столько, сколько только мог.
Он назвал генералу все имена, которые они собрали на тот момент; назвал всех людей, которые подвержены манипуляции, всех видящих, которых уже внедрили в армию и нынешнюю администрацию Белого Дома.
Блэк знал, что делать так — чертовски рискованно не только для него, но и для будущего его расы на этой версии Земли.
Однако он не видел другого выхода.
У человечества должно остаться достаточно сил, чтобы дать отпор… даже если это означало, что мятежные силы надвое разорвут правительство Соединённых Штатов. Даже если это означало, что отколовшаяся группа обоснуется где-нибудь за океаном. Даже если это означало создание армии людей, которая не делилась на границы государств и отложила свои обиды на другие страны. Даже если это означало, что эти люди коллективно сойдут с ума, осознав всю угрозу, нависшую над ними и над каждым человеком на этой планете.