Черные волки, или Важняк под прицелом
Шрифт:
— Тогда почему ты так на меня смотришь?
— Как — «так»?
Он пожал плечами.
— Ну, как будто я твой враг.
— Ты и есть враг, — спокойно сказала девушка.
— Почему ты так думаешь?
И вновь Боровой получил прямой и ясный ответ:
— Тебе плевать на то, во что я верю.
Боровой улыбнулся. Ему все больше нравилась эта чудачка. Хотя… какая она, к черту, чудачка? Она смертница. Ненормальная. Отмороженная сука.
— А ты проницательная, — сказал Боровой. — Хлебнешь?
— Нет.
— Ну и зря.
Боровой запрокинул голову и сделал несколько больших глотков. Поморщился, вытер губы рукавом и рыгнул. Он совершенно не стеснялся этой девушки. Более того, он не воспринимал ее как девушку. Он даже не воспринимал ее как человека. Она была для него чем-то вроде экзотического зверька. И зверька симпатичного.
— Ты не боишься смерти? — спросил Боровой. Она покачала головой:
— Нет.
— Ты думаешь, что попадешь в рай?
— Это не важно, — ответила девушка. Она помолчала. Потом вдруг дернула подбородком и добавила: — Мне надоело жить. Я не люблю жизнь.
Боровой посмотрел в выцветшие глаза девушки и сказал с необычной серьезностью в голосе:
— Я тебя понимаю. Мне иногда тоже делается хреново. Тоска гложет, понимаешь? — Он отвел взгляд и поморщился. — Иногда подумаешь — на хрена все это нужно? Живем, суетимся, бегаем… как крысы. И для чего? Чтобы сдохнуть и превратиться в навоз.
Он снова посмотрел на девушку.
— Умар сказал тебе, что ты должна делать все, что я тебе прикажу?
— Да, сказал.
— Хорошо.
Боровой поставил бутылку на пол, затем, откинувшись на спинку кресла, расстегнул ширинку и холодно произнес:
— Можешь приступать.
Девушка не шевельнулась.
— Ну? — сказал Боровой. Она встала с дивана, подошла вплотную к креслу и опустилась на колени. Посмотрела на него снизу вверх.
— Чего смотришь, сучка? — грубо сказал Боровой. — Я заплатил за тебя деньги. Работай! Или не знаешь, как это делается?
Девушка опустила взгляд, затем протянула руки и взялась за ширинку джинсов Борового. Пальцы ее слегка подрагивали.
— Дура! — крикнул Боровой и наотмашь ударил ее ладонью по щеке.
Девушка опрокинулась на пол, не издав ни звука.
— Дура, — повторил Боровой, с презрением и ненавистью глядя на девушку. — Рабыня чертова! Убирайся в ту комнату! И чтобы я тебя не видел! Пошла!
Девушка поднялась с пола и, понурив голову, вышла в соседнюю комнату.
— Дура, — прошептал Боровой, отвернувшись к окну. — Сволочь. Такая же, как все.
Он поднял с пола бутылку и отхлебнул водки. Затем поднес бутылку к глазам и с сомнением посмотрел на этикетку.
— Как вода, — проговорил он. — Даже вкуса не чувствую.
Он швырнул бутылку на пол и снова отвернулся к окну.
Лицо его ничего не выражало.
6
«Ну
Шагая по влажному от дождя асфальту к машине, Александр Борисович набрал номер старого приятеля, который не раз выручал Турецкого в бытность того «важняком».
— Алло, Игорь? Привет. Турецкий говорит.
— Здравствуйте, Александр Борисович. Давненько я вас не слышал. Даже успел соскучиться.
— Ну-ну, без телячьих нежностей. Я тоже рад тебя слышать. Не в службу, а в дружбу…
— Как сами? Как жена?
— Да все в порядке. И у меня, и у жены. Ты-то как?
— Да ничего, работаем.
— Хорошо. Слушай, ты не мог бы покопаться у себя — на тему наградного оружия?
— Наградного? Для вас всегда пожалуйста. Как зовут клиента?
— Свентицкий Андрей Владиславович. Генерал-лейтенант.
— Сейчас гляну… Дождь усилился. Турецкий забрался в машину, стряхнул с волос капли дождя и блаженно откинулся на спинку сиденья.
— Ну что там, Игорек?
— Пока смотрю… Но вряд ли удастся что-то найти?
— Почему?
— Ну, сами же знаете. Обычно вояки плевать хотели на регистрацию своих «сувениров». Как, говорите, имя-отчество?
— Андрей Владиславович, — сказал Турецкий, пристраивая трость на соседнем сиденье.
— Ага… Смотри-ка, аккуратный ваш генерал, все есть!
— Замечательно. Диктуй. Нет, погоди секунду… — Турецкий достал из кармана блокнот и ручку. — Теперь давай.
— Пишете? «Стечкин»… Номер пять-шесть-один…
Александр Борисович аккуратно записал в блокнот номер пистолета.
— Спасибо, Игорек. С меня пирожное. Ну, пока!
Подходя к лифту, Александр Борисович еще не знал, что скажет Наталье Свентицкой. Не то чтобы он совершенно об этом не думал. Думал. До тех пор пока не понял, что подготовиться к такой беседе невозможно. Ну в самом деле, кто знает, в каком она сейчас настроении? Что, если лежит в постели и рыдает, уткнувшись лицом в подушку? Или, что еще хуже, коротает время с бутылкой «мартини» или какого-нибудь ликера.
Беседовать о чем-либо с пьяной, да даже и с подвыпившей женщиной решительно невозможно, это Александр Борисович знал по собственному опыту. Слезы будут перемежаться гневными выкриками и так далее. Стоит женщине немного выпить, и она теряет тот минимум здравомыслия, который ей отпущен природой. Да уж. Похоже, на всем свете есть всего лишь одна здравомыслящая женщина — жена Ирина Генриховна Турецкая. Остальные в трудных обстоятельствах превращаются в капризных и нервных детей, у которых глаза еще до начала серьезного разговора уже на мокром месте.