Черный алмаз
Шрифт:
Свободы заветный знак:
В единственном месте,
Где кровью срут,
Где окоченевает мертвяк.
1957.
ГОРНАЯ ГРОЗА
Минводы, ночь, бронзовый Сталин.
Вдруг разражается гроза.
Кинжально молнии заблистали,
То тут, то там тополя кроша.
Разряд! Молния ударила свыше.
Изломанными концами летя,
Как
Над черной глыбой фигуры Вождя.
1957.
ПРИТЧА О КАЗНЕННЫХ В ГПУ
Лучше б — немцами,
Как лазутчик,
Лучше б плюнуть
В лицо палачам
Но в сто раз фантастичнее, жутче:
Пулю в грудь от с в о и х получать!
И предателя клеймо
Уносить, погибая,
С т р а ш н о...
Ваша смерть в ГПУ, все равно,
Не нелепа и не напрасна!
По заслугам, а не огульно,
Власть рубила вас напролом.
И не просто
«Ошибки культа»:
Бой библейский — добра со злом.
Так мстит подлость — горенью гения.
Ненавистен им — свет любой.
И не культа злоупотребления:
Вечный бой!
Да, все тот же, хотя и скрытый,
(Вам гордиться б такой судьбой)
Света — с тьмою,
Правды — с кривдой,
Спаса — с дьяволом
В е ч н ы й б о й!
1957.
БАБИЙ ВАГОН
Проходили в пальтецах, как тени,
Группки вдов и жен врагов народа.
Разные, любых происхождений...
Вдоль перрона.
Да и чьи-то дочки, и поменьше,
Из простых квартир и общежитий.
Господи, за что их гонят, женщин?
Дяденьки, за что, скажите?
Товарняк, ему в такую даль идти!
Дождь с крупой хлестнет по окнам косо.
«На кого ж детей вы покидаете?..» —
Запоют колеса.
Застучат колеса, буксов сверки,
То не я, не я... Я что? Комар.
Мама моя, левая эсерка,
Мудро померла еще сама.
Рать конвойных, гарных, прыщеватых,
Размещала их гуртом, зараз,
И хозяйственно увещевала:
«Тихо! Вот вам веник, таз.»
Дрогнул поезд, дернулись вагоны.
Все затосковали, в окна глядючи.
«На восток за что, за что их гонят,
То колеса, — за которых дядечек?»
Опечален был товарищ Сталин:
Кое-кто, мемории творя,
Ненаучно роль его представил
В незабвенные дни Октября.
Те ж,
Исказил... Но вот гудок опять.
«Костик, там с веревки…
куртку... выстиранную...» —
Крикнуть силится мальчонке мать.
И стучат, стучат колеса долго...
Ночью, с досок, шепоток бессонный.
Да порой схоронят у пригорка
Трупик чей-то, вовсе невесомый
И все тянется в снега большие,
Вдаль состав, на вышке пулемет..
Голосами бабьими Россия
Из вагонов каторжных поет.
1957.
ПАМЯТИ ЛУЧШИХ
Умирают раньше всех
Самые светящиеся, лучшие!
Хамства, лжи вся эта карусель
Их сильнее мучает.
Те, что не жалели для других
Молодой души своей и доблести.
Жизнь в ответ и убивает их
По закону подлости.
В мире тлей и мире комарья
Тлеющий преуспевает рьяно.
А кто так и светится, горя,
Тот сгорает рано.
Звонкий жар их, золото души
Разбирают (втихаря, в сторонке)
Разная элита, торгаши —
На зубов коронки.
И они сгорают на кострах,
Их подстерегает глаз прицельный,
Так у соболя — кто главный враг?
Это мех его же
Драгоценный.
1977.
ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПЕНСИОНЕР
Очередь перед кассой движется.
Очень стар, плесневело сер,
Персональный пенсионер
Подает свою плотную книжицу.
Свой почетный документ
Протянул он без промедления,
Как показывал раньше, в момент,
КГБешное Удостоверение.
Он купюры пересчитал,
Прячет книжку в обложке твердой, —
Старый стражник с квадратной мордой,
Что расстреливал и сажал.
Деньги с книжкой вовнутрь сует.
Прикрывает бровастая вата,
Как он щурится нагловато
На уныло сутулый народ.
И не спросит никто мордастого
Ни о чем. Я не сплю по ночам:
Как вы смеете, государство,
Дань почета платить палачам!
1979.
НА ВЕЛИКИХ СТРОЙКАХ
БредовЫе контуры грядущего!
Пролегла сквозь гиблые места
Магистраль болотами и пущами,
Как по голому рабу рубец хлыста.