Черный алмаз
Шрифт:
Об одном сапоге.
В печке пламя колдует.
Я в исподнем, босой.
Расстилаю шинель!
И — бух, прямо в сон!
Лишь рассеивается в ушах моих звон.
Сплю по-царски. Мертвецки.
Без чувств, невесом.
Сумасшедшей планетой
Сквозь космос несом!
Лишь под утро почуяв,
Как по полу дует,
Как тверда половица.
Садит из щелей...
Тем приманчивей
Нега ночлега.
Встал сосед по нужде,
И обратно скорей,
Тря
Чистый утренний холод
Мохнатого снега.
Сплю вовсю,
Край шинели надвинув до уха.
Спится всласть!
После груза, озноба и верст.
Еще ночь... Черного неба краюха
Крупной солью посыпана
Зимних звезд.
Тихо-тихо белеют луга кругом,
Они стали какими-то
Дымными, странными:
Или стужа обратно
Все то молоко,
Что коровы набрали,
Возвращает туманами?
Все сине... и лишь иней
Сверху сеется сухо.
Сплю — как пью
двести грамм: разом, до дна.
Спит — как спирт
пьет рота: до дна, одним духом.
Спит в избе на полу,
Пусть он стелется пухом!
Разреши нам хоть раз
Отоспаться, война!
под Муромом, 1942, 45.
ДНЕМ БУРАННЫМ
Жутко выглядит, странно,
Когда тихо рассвело,
После всех ураганных
Ударов... село.
Отыскать бы только хатку
И похрапывай, солдат!
Но настроен я как-то
На возвышенный лад.
Вон: мир звездный, прекрасный.
Я пригрелся в углу.
Но о тропке о вчерашней
Думать... нет, не могу!
Там наткнулись на скользкий
Ком из тряпок: на труп,
Он истлел уже... «Колька!» —
Опознали мы вдруг.
Кто воскликнул? Я, что ли?
Мы стоим, не сводим глаз.
(Ведь он в поиске, в поле
Был на днях, среди нас.)
Об усталости о зверской
Разве в строчке передашь?
О трассирующих, с треском,
Через нас — очередях, —
Все же... страшен весь этот
Покореженный уют.
Щей сейчас бы тут, да хлеба,
Голод утренний лют!
А похрупаешь, заляжешь:
На уме уж не еда,
Лишь о женщине... и даже
Ну, о бабе... мечта!
Синька сизая за окнами.
Просто чудо привал!
Спим в шинелях, как в коконах,
Сном
И: подъем!.. Идем, как прежде мы
В темени передвечерней,
Как раскопками древними,
Заметенной деревней.
Россия, 1943
ПОПОЛНЕНЬЕ
— Кру-гом!..
И мелькнут затылки, шишковаты,
Стрижены, ложбинки тощих щей,
Что стекают от голов к лопаткам.
Кто мосласт,
А кто совсем кощей,
С полустанка отшагав немало,
Вот они, герои!.. Наскребли
Рекрутов с трущоб и коммуналок...
Те, вначале, подюжее шли.
Те, из деревень, что в первый час,
Те, постарше, что лежат повсюду...
— Рота! Шагом-арш!
Нет, я эту смену не забуду,
Эту пересменку... Их черед!
Не из них ли, головастых, двое
Выволокут утром, после боя,
Раненого... чтобы выжил, черт!
Нам па отдых, им — навстречу смерти.
Их лопатки— ангелов крыла.
Но когда пройдут десятилетья,
Все сравняемся мы, как зола..
Скрылась рота....
Нам смешно, пока
Вдаль они, туда, в пальбе нечастой
Неуверенно и голенасто
Топают в кирзовых сапогах
Южн. фр., в госпитале. 1943.
ШТРАФНИКИ
Сидит... и ждет штрафная рота.
Когда плацдарм последний, у реки,
Не могут взять
ни танки, ни пехота,
То атакуют штрафники.
Они возьмут,
Во что бы то ни стало,
Все загражденья всех рядов.
Но для накачки
Я тащусь от штаба
К ним, по запутанным кишкам ходов.
И дождь занудный,
И в траншее тесно,
Так тихо, что одна река, звеня...
Да развалились штрафники небрежно,
С насмешкой глядя на меня.
Кто в чем, цыгане!
— Покурим, что ли?..
И вместо речи, в эти пять минут,
Защекотало почему-то в горле...
— Давайте лучше перекурим тут.
Они рванутся
Через пять минут,
В упор, на доты!
Им нельзя назад.
И половину — на бегу убьют,
А половину — унесут в санбат.
И вот пошла,
п о ш л а