Черный ангел Эльхайма
Шрифт:
— Флоранция, конечно же, все знает. – Спектр не спрашивал – он утверждал. – И снова покрывает тебя вопреки всем законам логики и элементарным соображениям безопасности. Понятия не имею, зачем ей это, но можешь мне поверить – теперь я точно сделаю все, чтобы тебя вышвырнули обратно в твое дра’морское пекло, где тебе самое место.
— Сделай одолжение – поторопись, потому что от общества некоторых эльхов у меня зубы болят.
Кажется, Нотхильдис собирался парировать очередной порцией помоев, но в этот момент в коридор высыпала толпа студентов, которых сразу привлек их разговор. Девушки стали шушукаться, парни без стеснения обсуждали «дра’морскую
А все потому, что спектр действительно мог – и явно собирался! – осуществить задуманное. Серые, какими бы странными и скрытыми товарищами они ни были, кем бы себя ни возомнили, определенно держали в руках некоторые рычаги давления, если успели просочиться в ряды студентов, не вызывая при этом никаких подозрений. Кроме того, их уровень информирования был еще одним подтверждением хорошо замаскированной сети шпионов, действующей так глубоко, что и вообразить страшно.
Что помешает этим людям надавить на Флоранцию и обеспечить им повод забрать опасную студентку подальше оттуда, где она может причинить физический вред своим однокурсникам? Или и того хуже: с ее молчаливого согласия они могут просто перехватить «взрывоопасную» студентку где-то между аудиториями. Тихо, без лишнего шума и не привлекая внимания, сделать так, что она, Марори, навсегда исчезнет.
От печальных перспектив стало не по себе. Студенты, с их грязными шуточками в их с Нотхильдисом сторону, отступили на задний план. Перед мысленным взором одна за другой проносились картины: сырая камера, наручники, бетонные стены без окон.
— Надеюсь, проблески разума на твоем лице означают, что ты, наконец, начала понимать, какое будущее тебя ждет. – Спектр знал, куда надавить, чтобы разрушить остатки самообладания своей жертвы. Он развернул Марори лицом к студентам, задрал ее руку так высоко, чтобы уродство заметили наверняка.
Марори зажмурилась, загородилась здоровой рукой, когда на нее обрушился шквал вспышек и щелчков камер мобильных телефонов. Фразы «фу», «мразь», «что это за дрянь у нее?!» были самой мягкой приправой ее личного позора.
В груди снова закипело. Обида, злость, страх, позор. Чувства смешались в крутой гремучий коктейль. Бешеные удары сердца остервенело вкачивали кровь в виски, с каждым толчком нагнетая ее личный градус бешенства. Отметку «терпи во что бы то ни стало» смело первой волной, за ней последовали «ты не причинишь боль невиновным» и «я смогу себя пересилить». Все, чего она яростно желала в эту секунду, – превратить их всех в пепел. Окатить жаром собственной ярости, вбирая крики боли и наслаждаясь зрелищем превращающихся в прах мяса и костей.
Нотхильдис выругался, толкнул ее от себя. Марори не удержала равновесия и упала. Словно в горячечном бреду наблюдала за тем, как по руке змеятся огненные вспышки, как часть из них переползает на пол, жадно вгрызается в податливое покрытие. Ноздри наполнил запах горящей синтетики и каких-то химикатов. Парочка девиц взвизгнула, парни бросились тушить пламя. Марори с трудом нашла силы, чтобы отползти к стене, пока ее не затоптали. Она прижимала руку к груди, бормотала бессмысленные считалки, надеясь, что хотя бы это поможет справиться с приступом ярости. Но огонь уже побежал
— Прекрати это немедленно, тварь!
Она не разобрала голоса, лишь сильнее, до боли в позвоночнике, вдавила себя в стену. Происходящее внезапно замедлилось, движения сбивающих огонь рук и ног стали вялыми, будто фильм в замедленном воспроизведении. Кто-то громко матерился, не стесняясь в выражениях, кто-то сбивал огонь с вспыхнувшего, словно спичка, товарища. Визг боли и агонии смешался с вонючими дымом и тихим шелестом опадающих, словно листья, тлеющих клочков занавесок.
Марори подняла голову за секунду до того, как на нее налетела какая-то девица, полоснула наманикюренной пятерней по лицу. Марори почти не почувствовала боли, только с некоторым отвращением отметила липкую влагу, которая потекла по щеке. Девица занесла руку вновь – и исчезла. Только что стояла перед ней – и просто улетела куда-то в сторону.
— Марори, шшшшш… Дыши, просто дыши.
Она позволила здоровенным ручищам поднять себя, прижать к груди, стойко принимая ползущий по ее телу ненасытный огонь. Знакомый уверенный голос растекся по венам успокоительным теплом. Знакомая рука из черной стали приятно холодила кожу.
— Кул, откуда ты здесь? Ты моя галлюцинация? – Она всхлипнула.
— Ага, - спокойной отозвался он, - пришел напомнить тебе, что оборона «сидя на заднице» – это вообще никуда не годится. И бицепс у тебя ни к черту, Потрошительница. Учи-учи – одни двойки. Не могла справиться с горсткой щенков – что за дела? Будешь у меня со штангой в обнимку спать, а с гантелями в туалет ходить.
Она закивала, смеясь и глотая слезы облегчения.
Эльхи валялись по периметру всего коридора, повизгивая от боли и бессильной злобы. Кул понес ее обратно к лифту, когда их догнал взбешенный голос Нотхильдиса:
— Что, приехал за своей промокашкой, рогатый?
— Погоди, болезный, вот передам ее врачу, а потом оторву тебе руки и ноги. У тебя есть пара минут решить, с какой твоей конечности начать. – Кул вздохнул, как всегда сдержанный и совершенно серьезный. – Марори, у тебя одна кожа и кости, что за фигня? Ты вообще забыла, что такое белки и углеводы и сколько их нужно растущему организму?
Марори выглянула из-за плеча своего защитника: Нотхильдис оказался единственным, кто оказался в состоянии стоять на своих двух. Хотя он заметно покачивался из стороны в сторону, и с его лица обильно стекала кровь. Учитывая размеры кулаков Кула, скорее всего, хватило одного точного попадания, чтобы превратить лицо спектра в квашню. Марори не испытывала жалости и с нарочито злой улыбкой показала своему недругу средний палец. Глупость – ну и что? Зато от нее стало легче на душе, а внутреннее пламя заметно поутихло.
Двери лифта распахнулись – и на Марори с Кулом уставился Ти’аль. Серафим медленно перевел взгляд с ноши демона на него самого, потом снова на Марори, придирчиво изучая ее расцарапанное лицо.
Затянувшееся напряжение заставляло Марори вмешаться и разрядить обстановку. Например, представить их друг другу.
— Кулгард, это – Ти’аль, мой друг. Ти’аль, это – Кулгард, мой однокурсник, Потрошитель Третьего круга академии Дра’Мор и личный мучитель в спортзале.
Секунду оба продолжила молча смотреть друг на друга, а потом Кул ответил: