Чёрный беркут
Шрифт:
— Прошу к столу, — решив, что пора вспомнить и о своих обязанностях хозяина, пригласил Яков.
Дружными криками приветствий встретили гости появление комиссара и начальника заставы. Все наперебой звали к себе. Но Яков усадил их на самые почетные, заранее приготовленные места. При этом он заметил, как вспыхнуло и словно осветилось изнутри лицо матери.
— Глафира Семеновна! — воскликнул комиссар. — С утра торопился, чтобы по такому случаю чарку с тобой выпить. Прости, все дела за хвост держат.
— Что ж это за хвост такой у тебя, Василий Фомич? — с улыбкой спросила мать. —
В словах матери, особенно в том, как она их сказала, Яков почувствовал и намек, и упрек, и радость встречи.
— Не хвост такой, Глафира Семеновна, а дела, — немного смутившись, поправил ее Лозовой. Он тоже понял игру матери, почувствовавшей себя вдруг снова молодой и привлекательной, словно сбросившей с плеч десятка два лет и ставшей прежней красавицей Глафирой, какой была в Лепсинске, куда под видом белогвардейского полковника приезжал Василий Фомич.
— Раньше ты не был таким смелым, — сказала мать. — Спасибо, хоть сейчас расхрабрился, когда бабкой стала.
Слушая пикировку Глафиры Семеновны и комиссара, Мордовцев молча покусывал ус. Ни тени улыбки не было на его лице. Но Кайманов видел: мать словно бы и не замечала его.
Все остается в человеке, что бы ни проходило через его жизнь. Яков смотрел на мать, на Лозового и понимал, что для них этот праздник по случаю рождения Гришатки не только праздник сам по себе, но и предлог снова пережить давно ушедшие, навсегда оставшиеся в памяти дни. Вспомнил, как, притаившись под окном, случайно услышал объяснение между матерью и «полковником». Тогда он раз и навсегда решил, что Василий Фомич нравился матери, а сам не любил ее. Сейчас же он видел, что это было не совсем так. Комиссар шутил с матерью и смеялся, но в его глазах таились грусть и задумчивость. Счастлив ли он? Где его семья? Почему, если человек командир или комиссар, все видят в нем прежде всего начальника, когда он такой же человек, только думающий и чувствующий за себя и за других.
Многое увидел Яков в этой короткой и внешне обыкновенной встрече. Изредка он поворачивался к Мордовцеву. И его мороз подирал по коже от немигающего взгляда Флегонта, устремленного на комиссара.
Пришли и заняли свои места за столом Ольга со Светланой. При их появлении все встали.
Лозовой, держа в руке стакан с вином, торжественно произнес:
— Дорогие товарищи! От лица командования объявляю супруге Якова Григорьевича Ольге Ивановне благодарность за такого замечательного сына! Спасибо и вам, Светлана Николаевна, что не уронили чести нашей медицины. Позвольте поздравить вас всех с новым гражданином Советского Союза.
— Ай, как сказал! Как хорошо сказал! Якши! Бик якши! — послышалось со всех сторон.
— А я, — поднялся со своего места начальник дорожного управления Ромадан, — в этот торжественный день сообщаю, что, поскольку Балакеши председателем колхоза избрали, вместо него мы решили назначить Якова Григорьевича старшим рабочим строительно-ремонтной бригады. Все согласны?
— Ай, дугры! Ай, правильно! Ай, Ёшка молодец! Большой человек Ёшка Кара-Куш!
Громче всех кричал распалившийся Барат.
— Скажи, дорогой, слово, — просил он. — Такое слово, чтобы
Смутившийся Яков встал.
— Да чего ж говорить-то?.. — сложив на груди свои большие тяжелые руки, нерешительно произнес он. Стоять было неудобно. Яков поднес ладонь ко рту, глухо откашлялся. Руки явно мешали; длинные и могучие, словно сплетенные из узлов и жил, всегда такие ловкие и спорые в работе или в обращении с винтовкой, они сейчас оказались не у дел. Яков привык работать руками, много думать головой, но выступать, говорить речь — это ему было явно не по нраву. Иное дело байки у костра, когда и «зальешь» чего-нибудь под общий разговор, и крепкое словцо пустишь. Бывает, так врежешь, в самую точку. А здесь надо выступать, произносить речь. Да еще при комиссаре, а главное — при Светлане. Она не смотрела на него, чтобы не смущать. Но Яков знал, что она не пропустит мимо ушей ни одного его слова.
Все взвесит, оценит. И он мучительно отыскивал нужные слова.
— Что говорить-то?.. — повторил он. — Отец мой вырос в этом поселке. Многие знали его. Кровью наших отцов, наших товарищей полита эта земля. А за почет спасибо. Не оправдаю, можете меня... к стенке.
Для застольного тоста слова не очень подходили, вроде бы ни к месту и ни ко времени. Но у Якова гвоздем сидело в голове: «Сегодня ночью через границу идет Шарапхан». Слова, сказанные больше для себя, чем для гостей, были клятвой, клятвой себе, отцу, всем присутствующим здесь: отомстить! Может, ценой собственной жизни, но отомстить!
— Зачем же тебя, Яша, к стенке? — спросил отлично понявший его состояние Лозовой. — А кто будет нарушителей ловить?
— Ай, яш-улы, почему к стенке? Кочахчи надо к стенке! — посыпалось со всех сторон, по видно было, что решительный тон Якова всем понравился. Он уже оправдал перед всеми право так говорить. Кара-Куш — Черный Беркут — такую кличку не просто заслужить.
— Хорошо сказал, Ёшка! Вай, молодец! — одобрил его Барат.
— Так пожелаем ему, — предложил Лозовой, — быть таким, каким был его отец. Пожелаем вырастить хорошего сына!
Шум одобрения заглушил последние слова пожелания комиссара.
Яков подумал, что отец не стал бы говорить никаких речей. Сказал бы: «Сагбол» — и все. Спасибо, мол, будем вместе общее дело делать. «Тоже мне оратор нашелся! Речь закатил», — казнил себя Яков. Но вокруг раздавались здравицы в честь его самого, в честь Ольги, Гришатки — самого маленького дауганца, безмятежно спавшего в комнате, знавшего из всего огромного мира пока только одно, самое для него важное: грудь матери.
ГЛАВА 15. ШАРАПХАН
Гости засиделись допоздна. Яков предупредил нескольких членов бригады содействия о предстоящем ночном поиске, наметил для каждого посты, позаботился о ночлеге для матери и Флегонта и с самым беспечным видом подошел к Ольге:
— Поеду на охоту, привезу мяса, боюсь, угощения на завтра не хватит.
Ольга пристально посмотрела на него, отвернулась, ничего не сказала. Яков молча постоял, снял с гвоздя винтовку, вышел. Вскоре был уже у дороги, где они должны были встретиться с Дзюбой.