Чёрный беркут
Шрифт:
Послушать специалистов-мелиораторов в поселковом клубе собралась добрая половина жителей Даугана. Сам собой возник митинг. Надо было сказать собравшимся какие-то очень теплые, важные слова, чтобы дошли они до сердца каждого, кто будет работать на кяризах. После короткого доклада старичка мелиоратора на трибуну поднялся Яков.
— Друзья, товарищи дорогие! — взволнованно начал он. — Расчистим кяризы, не только скотину напоим, но и пруд сделаем, чтобы в жару искупаться можно было. Коровам тоже раздолье будет. Вернутся с пастбища, зайдут в воду, совсем другое настроение у них будет; А когда у коровы настроение хорошее, она и молока больше дает...
—
— Ты хоть три дня стой, от тебя молока не получишь! Потому и говорю про коров!
— Ой, яш-улы, яш-улы, — воскликнул стоявший в стороне Аббас-Кули. — Кяризы — хорошо, а каким хвостом будем махать, когда к весне все овечки подохнут? Обещал, яш-улы, ячмень. Нет ячменя. Обещал овес. Где твой овес?
«Контра! Насчет овец прокурором пугал, теперь хочет митинг сорвать, — подумал Яков. — И ведь в самую точку попал, крыть нечем».
Давно бы нужно было съездить на заставу и попросить одолжить немного ячменя. Но встретиться с Федором после того, что произошло в бараке, Якову казалось невозможным. И вместе с тем ему очень хотелось поехать к пограничникам не только по делам, но и увидеть Светлану, поговорить с ней, понять, действительно ли она считает его тупым и примитивным животным, или сказано это было сгоряча, несерьезно, из-за женской гордости? Он был твердо уверен, что мужчина должен быть грубым, порой жестоким, с твердым и непоколебимым характером. Именно эти качества и ценились, по его мнению, женщинами. Но в ушах все время звучал срывающийся голос Светланы: «Что ты можешь знать о любви? То же, что ишак или верблюд?» Значит, тягостное, страшно напряженное состояние, когда противоречивые чувства раздирают тебя, когда все валится из рук, а сам не знаешь, куда деться, — это и есть любовь? Так зачем она нужна, такая любовь, если вся жизнь от нее идет вверх тормашками?
Что-то надо было ответить Аббасу-Кули. Молчание явно затянулось.
— Ты овечек пока бородой своей покорми, — сказал Яков. — Она у тебя густая и длинная.
Громкий хохот заглушил его слова: борода у Аббаса-Кули — всего несколько десятков волосков, росших прямо из шеи. Это был, конечно, не ответ, но обстановка хоть немного разрядилась. Потемнев от злости и бормоча ругательства, Аббас-Кули спрятался за спинами других: все-таки он побаивался Якова. А нужно ли, чтобы его боялись люди? Конечно нужно. С детства он знал, что каждый прежде всего считается с силой. Раз у него власть, должна быть и сила. Победа даже над Аббасом-Кули была приятна. Но Аббас-Кули не думал сдаваться.
— Ты моей бородой не прикрывайся, лучше скажи, где ячмень возьмешь? — крикнул он снова откуда-то из задних рядов.
Яков не успел ответить. К открытой двери клуба на всем скаку подлетели незнакомый командир-пограничник с тремя «кубиками» в петлицах в сопровождении сверхсрочника Амира Галиева и еще одного красноармейца.
— Вы председатель поселкового Совета Кайманов? — спросил командир, подойдя к Якову. И когда тот ответил утвердительно, представился: — Начальник заставы Дауган Логунов.
— А Карачун? — невольно вырвалось у Якова.
— Назначен комендантом.
— Как комендантом?
Логунов улыбнулся:
— Выходит, получил повышение. А я узнал о митинге, решил приехать, познакомиться. Надеюсь, и у нас будут такие же отношения, как у вас с Карачуном.
В ответ Яков промычал
Продолжая думать о Федоре и Светлане, он равнодушно смотрел на нового начальника заставы, отмечая про себя, что тот чем-то похож на Федора, то ли жилистой сухощавой фигурой, то ли слегка вздернутым носом и густыми бровями цвета пшеничной соломы. Так же, как и у Федора, обмундирование у Логунова тщательно подогнано и отутюжено. Новенький ремень и портупея поскрипывали, блестя коричневым лаком. Зеркальным блеском сияли начищенные сапоги. Румяный, крепкий, быстрый в движениях, чисто выбритый, он действительно очень походил на Федора Карачуна. Но может, это Якову только кажется. Последнее время он в любом встречном видел Федора, постоянно думал о гневном упреке Светланы. Выходит, и Федор не понимает, что такое любовь? Если он, Кайманов, «тупое животное», то кто же Федор? Что нужно Светлане? Чего она ищет? Что вообще может потребовать женщина от мужчины, кроме верности и силы?
Логунов попросил разрешения выступить перед собравшимися в клубе дауганцами и перевести его речь.
— Давай! — махнул рукой Яков.
С минуту помолчав, ожидая, пока стихнет в зале шум, Логунов сказал:
— Я — новый начальник заставы. Знаю, что в поселке крепкая бригада содействия пограничникам. Знаю по рассказам и председателя вашего поселкового Совета Якова Григорьевича Кайманова, обратившегося к нам с просьбой выделить для колхоза несколько пудов овса и ячменя. Сообщаю, что по ходатайству прежнего начальника заставы Федора Афанасьевича Карачуна командование разрешило выделить вам тонну зернофуража на откорм овец...
Яков, волнуясь и торжествуя, перевел эту фразу на курдский и азербайджанский языки, с благодарностью и каким-то щемящим чувством подумал: «Все-таки сделал Федор, несмотря ни на что сделал».
Гулом одобрения встретили дауганцы это сообщение.
— И еще одно дело, — продолжал Логунов. — Поскольку мы с вами соседи, и вода нам так же нужна, как и вам, кяризы будем чистить вместе. Обещаю, что все свободные от нарядов пограничники до конца работ — ваши помощники.
Ну что ж, дружить так дружить! Якову не хотелось остаться в долгу перед новым начальником заставы да и поселку было крайне необходимо то, что он задумал. Сейчас самое время высказать мысль, которая возникла у него еще тогда, когда он вместе с «базовцами» ходил выручать Дзюбу прямой дорогой на Асульму. Неприступны горы вокруг Даугана, но если человек приложит руки, то и скалы отступят, откроют прямой путь к горным пастбищам, раскинувшимся вдоль самой линии границы.
— Братцы! — поднялся Яков. — Мы с вами все друзья пограничников, а они — наши друзья и помощники во всех делах. Есть у меня еще одно предложение. Выполним его, одним ударом двух зайцев убьем. Надо сделать тропу там, где мы лезли напрямую, когда искали Дзюбу. Сделаем, будем скрытно и быстро, не слезая с коней, подниматься на Асульму. Ни один бандит не увидит, когда и куда пошли наши наряды. Тропа пересечет шесть, а то и все восемь самых ходовых троп контрабандистов. От самого Даугана пройдет по отщелкам да сопкам, а там один крутой подъем и — вот она, Асульма!