Чёрный дождь
Шрифт:
На ужин — суп, рыбные палочки, сушеная макрель, салат из огурцов, две чаши риса.
После ужина читала «Жизнь Хидэёси» Яда Соун. Уснула в девять тридцать.
27 июля. Ясно, потом, дождевые облака.
Утром температура 37 градусов. Самочувствие неплохое. На завтрак — суп из бобовой пасты с баклажанами, фасоль, яйцо, две чаши риса. Впервые за долгое время смеялась.
Продолжала читать «Жизнь Хидэёси».
Днем температура 37 градусов. На обед — соленые огурцы, кимпира [21] ,
21
Кимпира — шинкованный корень репейника, поджаренный в соевом соусе.
Температура 36,4 градуса. После обследования доктор сказал, что глистов в двенадцатиперстной кишке не найдено, стетоскопия не обнаружила никаких отклонений от нормы. Обработав нарывы, Кадзита сказал:
— Сегодня утром мне позвонили из Исими. С отцом удар, и завтра утром я туда уезжаю. Вместо меня будет приходить доктор Мория. Беспокоиться вам нечего.
Я была огорчена. По слухам, Мория и Кадзита с давних пор не ладят между собой.
— Но вы ведь вернетесь, доктор, не останетесь в Исими? — сказала я.
— Нет, нет. Мне сообщили, что удар сравнительно легкий. Следите хорошенько за больной, и все будет в порядке.
— Ах, доктор, боюсь, не случилось бы несчастья,— невольно вырвалось у меня.
Тем временем вернулся от Сёкити муж, и мы вместе проводили Кадзита до спуска с холма. Доктор уселся на свой мотоцикл, лихо скатился вниз и исчез в клубах пыли.
Вечером температура 37,5 градуса.
На ужин — раккё, овощной салат, жареная рыба, паровые котлеты, помидоры, две чаши риса.
Вечер выдался душный, мы вместе с Ясуко вытащили в сад скамеечки и, наслаждаясь прохладой под ветвями, грызли соленые бобы. Пришел Такидзо, дед Сёкити, принес трех угрей для Ясуко. Старик — ему пошел уже восемьдесят девятый год — сказал, что послезавтра самый жаркий день, когда каждый, кто хочет подкрепить свои силы, должен съесть угря. Такидзо любит поговорить, но вел он себя деликатно, даже не заикался о болезнях. Напустив на себя серьезный вид, дед Сёкити рассказывал всякие вымышленные истории и предания, и Ясуко от души смеялась. Сам же рассказчик ни разу не улыбнулся.
— Давным-давно, когда мой дед был еще юношей,— говорил Такидзо,— в такие жаркие дни выносили скамейки под дерево кэмпонаси, чтобы подышать вечерним воздухом. И только мы, бывало, усядемся, приходит барсук, подберет объедки, устроится где-нибудь рядом и глядит на нас… Так-то было в старину...
А вот какая история приключилась давным-давно, когда мой дед был еще юношей. Жил тогда на хуторе Огата в деревне Кобатакэ человек по имени Ёити. Был он примерным сыном и почитал своих родителей. За это его уважали все жители окрестных деревень. Знали о нем все путники, проходившие мимо. Даже змеи его никогда не трогали. А вот на путников они частенько набрасывались. Чтобы спастись, надо было трижды повторить: «Я Ёити из Огата». Змеи почтительно склоняли голову и быстро уползали прочь.
Давным-давно, когда мой дед был еще юношей,— говорил старый Такидзо,— один охотник убил оленя и потащил его домой. А за ним увязался шакал-оборотень. Оглянулся охотник, а шакал как прыгнет на него — и хвать зубами. Тут бы охотнику и конец пришел, да сметливый был парень. Сунул руку в карман, вытащил мешочек с солью да как сыпанет в шакала. Вы знаете, что нечистые духи не выносят соли. Шакала как ветром сдуло, а охотник, жив и невредим, преспокойно добрался до дома. Вот как в старину бывало-то...
28 июля. Ясно. В полдень пролился короткий дождь. Потом снова ясно.
Муж, как только проснулся, пошел к доктору Кадзита, прихватив с собой деньги за лекарство и подарок. Вернувшись, он сказал мне, что доктор, по-видимому, не вернется в Кобатакэ. По его бледному лицу и тяжелому дыханию я уже заранее знала, что он скажет.
Самочувствие больной хорошее. Температура 37 градусов. На завтрак — суп из бобовой пасты с бататом, раккё, яйца, соленья, две чаши риса. Вскрылся третий нарыв. Ясуко сама смазала его мазью.
Мы долго советовались все втроем, к какому врачу обратиться, но так и не договорились. Муж даже принес книгу предсказаний, но и она не помогла. В конце концов право выбрать врача предоставили больной. После обеда Ясуко сказала, что чувствует себя хорошо, температура нормальная, поэтому она сама пойдет искать врача. Я предложила проводить ее, но она наотрез отказалась.
Муж поспешил к своему рыбному садку. Мне даже не понравилось, что он так торопится. Пробный нерест закончился неудачей, и только во второй раз, когда использовали самок и самцов из резерва, дело пошло на лад.
Я высушила матрац с кровати Ясуко и зажарила одного угря без приправы.
Часов около четырех прибежал, запыхавшись, старик бакалейщик.
— К нам звонила по телефону ваша барышня,— сказал он.— Она ложится в больницу Куисики. Чувствует себя неплохо и просила передать, чтобы вы не беспокоились.
— Вы не ошиблись?
— Нет, нет. Звонила ваша Ясуко.
Это было так неожиданно, что я растерялась. Придя в себя, я послала телеграмму родителям Ясуко и пошла к рыбному садку посоветоваться с мужем. Выслушав меня, он сразу же, не переодеваясь, отправился в Куисики.
Вечером снова пришел бакалейщик.
— Звонил ваш муж,— сообщил он в этот раз,— Просил предупредить, что сегодня возвратится поздно.
— Как себя чувствует Ясуко?
— Он ничего не сказал. Должно быть, хорошо.
С самою утра меня не покидало чувство смутной тревоги, и вот, пожалуйста...
29 июля. Ясно.
Вчера вечером муж возвратился домой поздно. Оказалось, что диагноз, поставленный в больнице Куисики, отличается от диагноза доктора Кадзита. По их словам, высокая температура вызвана каким-то воспалительным процессом, а может быть, и нарывами. В кровь, должно быть, попало несколько видов бактерий. Таким образом, наряду с легкой формой лучевой болезни имеется какое-то сопутствующее заболевание. Доктор Куисики сделал Ясуко туберкулиновую пробу.