Чёрный Дьявол

Басаргин Иван Ульянович

— Пойми, дурья голова, ить это самка, а она сейчас на сносях. Родит, може, одного, а може, двух телят. Знать, их будет три… Пусть живет. В такую пору мы сроду не стреляем самок. Пойми, сроду. Если бы стали стрелять всех подряд, то через десяток лет стрелять было бы нечего.

К счастью, самка сбежала, и пес утих.

— Светлая голова ты, Буран. Все понимаешь, еще бы говорить умел. Вот не дал же бог тебе речи. Ну ничего. Еще вот на кабанах тебя спытаю — и будя. Мяса нам хватит по-заглаза. А за того медведя, что я роздал беднякам, Хомин-то не на шутку обиделся. Говорит, надо бы, мол, продать мясо. Жаднеет

человек.

Макар взял пса на кабанью охоту. И не успели они миновать седловинку, как Буран бросился в распадок, где кабаны остановились на дневку. Пес звонко залаял, кабаны сорвались с лежки и метнулись в разные стороны. Буран с ходу схватил одного секача, тот крутнулся и встал задом к дубу. Макар вскинул бердану, ахнул выстрел, смертельно раненный кабан заковылял по снегу, забился. Буран оседлал зверя и, пока подбежал Макар, успел придушить подранка.

— Ну вот и все, — почесывая затылок, сказал Макар. — Ежли найдется хозяин, все золото ему отдам за тебя.

Макар на том и оставил охоту. Суетился на пасеке. Выставлял пчел на улицу, слабые семьи подкармливал медовым сиропом, выметал из даданов отсев, отмершую пчелу.

Сошел снег, повеяло теплом. Пес слонялся по пасеке, греб лапами старую листву, дремал на смолистых стружках, томился. Он не раз подходил к Макару, смотрел в его глаза, приседал на передние лапы, лаял, звал в тайгу. Макар журил:

— Ну чего тебе не сидится? Нет сейчас охоты: зверь худой, пушнина полиняла. Сиди дома.

Но Буран не захотел сидеть дома. Ранним утром он убежал в тайгу. Макар встревожился, хотел идти искать его. Но пес вернулся, и не один. Он нес на спине убитую им косулю. Подошел, положил трофей к ногам хозяина, завилял хвостом, ожидая ласки. Макар плюхнулся на пустой дадан, не в силах выговорить слова от изумления. В глазах застыла страшинка. Бывали и у Макара такие собаки, которые легко догоняли косулю, особенно по весне, когда косули слабы, но чтобы принести домой, такого он еще не видел. Но откуда знать Макару, что в крови Бурана есть и кровь волков? Волков, которые бросают убитого ими зверя на спину и легко уносят в свое логово.

Опомнившись от удивления, Макар заговорил с собакой:

— Вот ястри тя в нос, да рази так можно варначить! Ты ведь всю живность в моем угодье передавишь. К тому же самку ухайдакал. Пошли в ледник, там ты увидишь, сколько у нас мяса. — Макар повел пса в ледник. — Смотри, вона лежит туша кабана, вона изюбра, вона пять косуль. Куда нам еще? Вот наступит пантовка, пару пантачей подстрелим. Будет снова едома и деньги. Ведь панты стоят дорого. Потому нишкни! Чтобы я не видел такой шалости! — строго заговорил Макар.

Пес впервые в голосе хозяина услышал недовольные нотки. Поджал хвост.

— Без моего спроса ни шагу в тайгу! Понял ли?

Буран отошел в сторону. Не мог он понять, в чем его вина. Косулю гонял больше часа, долго она водила его по кругу, пока пес не догадался по-волчьи срезать кривую. Срезал и догнал зверя. А потом нес этакую тяжесть на спине. Она сваливалась, тащил ее волоком, пока не приловчился. И здесь ему нагоняй! Забился под низкое крыльцо и до вечера не выходил оттуда.

Обиделись друзья друг на друга, неделю дулись. Надоело. Первым предложил мировую Макар. Подошел к псу, положил тяжелую руку на голову и ровно заговорил:

— Вишь, какое дело-то,

Буран, здесь мы с тобой хозяева, потому и должны сами радеть за таежную живность. Ведь она без призору, никто ее не жалеет, бьют все, кому не лень. А мы-то люди, мы должны жалеть зверя, зря и без меры не убивать. В это время всякая тварь водит за собой дитя. Вот в той косуле было два мальца, они так и не увидели свет. Ты их убил. Непорядок это.

Понял пес хозяина или нет, но больше без Макара не ходил в тайгу. Мир был восстановлен. Да и жить скоро стало веселее. Пчелы понесли мед с бархата, с клена. Ивайловские ребятишки сбегались к Макару, помогали ему крутить ручку медогонки, Макар кормил их медом вволю. Потом они затевали игру с Бураном. Тот сразу понял, чего от него хотели дети. А они хотели, чтобы Буран играл с ними в прятки. Что же, согласен. Вставал головой к омшанику, ждал, пока все разбегутся, а потом шел искать. Он находил ребятишек под крыльцом, на деревьях, даже на чердаке, куда, конечно, не мог забраться, и отчаянно лаял. Одного он не мог понять, почему они бегут к омшанику и громко кричат:

— Тук-тука! Тук-тука!

Хорошо на душе у Макара, улыбается он, глядя на игру Бурана и детей. Заглядывают к нему мужики на кружку свежей медовухи. Зашел однажды и Хомин, решил сгладить прошлые размолвки. Но тут еще глубже вошел в трещину клин. Смотрел, как чужие дети едят ложками мед, не удержался:

— Васька, стервотина, ешь мед-то не ложкой, вылезет на пузе, пчелы тебя заедят. — Повернулся к Макару и горячо заговорил:

— Макар, да разве так можно? Ить это деньга шальная в их пасти лезет. Ты что, сдурел, старик?

— Пока нет. Они едят божий дар, пусть едят. Поешь и ты. Не жалко.

— А мне жалко, Макар Сидорыч, ты ведь добро на ветер пускаешь.

— А вон и твои плетутся «пчелки». Тоже меду захотелось, — кивнул Макар на хоминский выводок. Дети Хомина, словно гуси, растянулись цепочкой по тропе. Чинно, по росту. — И для них тебе моего меду жалко?

— И для них жалко, ведь это деньги. Ребятишки и на хлебе проживут.

— Скажи, Евтих, отчего люди перестают быть людьми?

— Это ты к чему?

— А к тому, что ты стал скверным человеком. Помнишь, я тебе добыл трех изюбров, что ты с ними сделал?

— Продал.

— А как?

— Как все продают.

— Ежли бы как все, а то ведь ты смешал изюбрину с мясом дохлой коровы и продал за свежину.

— А тебе что, не все равно, как я продал? Ну, Макар, быстро ты забыл, кто выволок тебя из реки! — взъярился Евтих.

— Ах вот ты о чем? И ты скоро забыл, кем был. Теперь ты сам уже не работаешь, только указываешь, полон двор работников. Кто тебе дал их? Молчишь! Верно, что память людская с гулькин нос. Вон отсюда, не могу смотреть на тебя! Вон!

— Ну погоди, ты еще меня вспомнишь! — крикнул Хомин, вскочил на коня и ускакал на свои пашни.

— Ешьте, дети, пчелка носит мед для себя и для людей. И не слушайте Евтиха, мед на пузе не выступает. Это он от жадности такое говорит. Ешьте, всем хватит.

И верно, всем хватило.

У Макара сто пчелосемей. За один медосбор они приносят столько, что одному Макару за пять лет не съесть. Мед он не продавал. Зачем? Пусть все едят, вспомнят доброту Макарову.

После сладкой еды вся ватага бежала на берег реки. Бежал с ними и Буран.