Чёрный фимиам
Шрифт:
А потом на его грудь легла горячая женская рука. Он накрыл её ладонью. Ласковое тепло разлилось от сердца. Потому что, не полностью вынырнув из глухого беспамятства сна, он решил, будто… Даже попытался позвать по имени, но не мог стряхнуть уютное оцепенение. Однако сон рассеялся.
Сингур открыл глаза. Бледные тени скользили по потолку чужого дома, а рука, лежащая у него на груди, исчезла.
Нелани ушла уже довольно давно. Но перед этим сбегала к колодцу и принесла полный кувшин воды:
– Пей.
Он кивнул. Есть не хотелось. Ему в последнее время требовалось всё меньше и меньше. Сна. Еды. Отдыха. Тело умирало. Эша видела это и тревожилась. Он ел хуже неё. И так много, как сегодня, уже не помнил, когда спал. А теперь проснулся и не знал, чем себя занять.
Бесшумно открылась дверь в маленькой прихожей. Знакомый голос негромко сказал:
– Это я. Я входить. Не бить меня.
Сингур удивился:
– Отпустили еще раз?
– Ты дать талгат, – белозубо улыбнулась Нелани, ставя на небольшой стол корзину. – Я насыпать хозяин много монета и сказать: меня купить щедрый господин, чтобы иметь пять дня. А потом я пойти на торг, купить еда. Хорошо давать мне талгат?
Пришлось признать, что деньги не были потрачены впустую.
– Почему ты не говоришь на шианском? – спросил Сингур, наблюдая, как она достаёт покупки.
– Не помнить родной язык, – отмахнулась девка.
– Тогда почему плохо знаешь дальянский?
– С шлюха не говорить. Шлюха брать, – ответила она. – Некогда учить.
Он задумчиво посмотрел на собеседницу, но ничего не сказал и спрашивать больше не стал. Не хочет рассказывать – её право.
– Мне-то на каком лучше говорить? На дальянском или на шианском?
– Говори шиан. Радость слышать, – сказала Нелани, доставая из корзины кувшин с вином. Затем выложила две огромные лепёшки, копчёное мясо, сыр, два пучка ароматных трав, несколько персиков, узелок сушёных фиников. Бережно извлекла и торжественно показала Сингуру небольшой глиняный горшочек.
– Мёд, – пояснила шлюха. – Тебе надо поддержать сила.
А Сингур вдруг понял, что хочет есть. Даже в животе заныло. Давно забытое чувство голода показалось очень непривычным. То ли путь в небо так его притомил, то ли крепкий сон сделал своё дело. То ли просто не замечать голод гораздо проще, когда перед глазами нет действительно вкусной еды.
– Значит, пять дней? – на шианском спросил Сингур, внимательно посмотрел на неё и напомнил: – Только ведь я тебя не покупал.
– Большой, сильный, но глупый, – Нелани снова улыбнулась. – Ты дать талгат, потому что пожалеть. Я понять. Тебе нужен помощь. Я помочь. Но иметь меня пять дня тоже можно. А ещё…
Она снова отвернулась к столу, достала маленький нож, взялась нарезать мясо большими кусками и продолжила невозмутимо:
– А еще Храм объявить, что тем, кто сказать, где тебя искать, давать
Сингура не порадовали её слова, но он отчётливо различал мягкое изумрудное сияние, льющееся от Нелани. Она не врала. И зла он тоже не видел. Это было странно. Очень. Но мерцание… мерцание обмануть не могло.
– Почему же ты не сказала им, где я? Два талгата – очень большие деньги.
Нелани улыбнулась и стала перечислять, загибая длинные пальцы:
– Ты дать мне талгат, не бить мой нос и иметь меня. Потом ты отдыхать и уходить. Потом опять встречать меня, иметь, отдыхать и дать талгат. А взамен иметь меня, еда, вино и мёд. Теперь ты дать мне два талгат и ещё меня иметь. А храм даст только два талгат. Понимать?
Он взял хлеб и мясо из её рук:
– Да. Я понял. Ты хочешь получить два талгата не от храма, а от меня.
– Эй! – она погрозила пальцем. – Ты ещё меня иметь! Такой уговор. Просто два талгат мне дать храм.
– Ясно. Заплатить тебе два талгата и иметь, – кивнул Сингур, а потом уточнил: – Может, всё-таки скажешь, почему на самом деле помогаешь?
– Я сказать, – Нелани покачала головой. – Ты меня иметь за два талгат. Такой уговор. И ты стараться.
Он снова кивнул.
– А пока ешь. Ты голодный. Голодный мужчина быть слабый.
Сингур усмехнулся и начал послушно жевать. Нелани же налила ему вина, а сама села рядом, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как он ест.
* * *
Слуга от судьи к уважаемому купцу Кьен Тао пришёл рано утром, когда тот ещё завтракал. Гость города отправил его назад, попросив передать, что готов принять господина так скоро, как тому будет удобно.
Долго ждать не пришлось, судья, которому, видимо, не терпелось посмотреть товары саворрийца, прибыл в роскошном паланкине очень быстро.
Кьен Тао встретил гостя у дверей, вежливо поклонился и пригласил на роскошный, обтянутый ярким полосатым атласом диван.
– Вижу, закон в Миль-Канасе просыпается с первыми лучами, – заметил обитатель покоев.
– Когда спит закон, открывают глаза пороки, – отозвался судья, усаживаясь.
– Справедливое замечание, – согласился саворриец.
– При этом закон, – гость поднял палец, наблюдая, как слуга наливает ему в чашу прохладного разбавленного вина, – всегда способствует достойным людям. Сегодня у меня много дел, а вы, уважаемый Кьен Тао, обещали, что я стану вашим первым покупателем. Было бы невежливо заставлять вас нарушить обещание, потому я и прибыл так рано.