Чёрный фимиам

Харитонова Алена

– Эша очень любила тебя. Она тебя не боялась. Тебя боялась я. Я тебя не понимала. Ведь мы были чужими. Совсем чужими друг другу. Пока не стали самыми близкими. Сингур, у тебя есть сестра. По-прежнему есть. Может быть, она не совсем та, кем была, но она жива, она рядом, она тебя любит, и она тебе очень благодарна. Не гони меня. Не надо…

В её голосе звучала неприкрытая тоска, а когда Сингур посмотрел на многоликую, то не увидел ни лукавства, ни даже малой тени недобрых помыслов. С удивлением он рассматривал прелестное незнакомое лицо, в котором не было ничего от

Эши. Его маленькой пугливой Эши, которую он обязался защищать и оберегать. Доверчивой девочки, чью жизнь исковеркал один-единственный глупый поступок старшего брата.

Сингур сжал кулаки, смиряясь с потерей.

Ири с грустью наблюдала его мучительную тоску.

– Послушай, – сказала она, снова беря собеседника за руку. – Я хотела тебе кое-что подарить. Я знаю: эта вещь тебе дорога и ты будешь по ней тосковать. Аурика – моя сестра – рассказала мне плетение. Вот.

Многоликая осторожно вытянула из рукава изящную шёлковую плетёнку.

– Я знаю: если бы та, что её смастерила, была жива и могла бы сплести новую, она бы сделала её именно такой. Дай руку.

Будто во сне Сингур протянул запястье. И тонкий шёлковый браслет оплёл его в несколько витков.

– Ну вот, – Ири улыбнулась. – Вот теперь всё так, как должно быть.

– А где старая?

– Сгорела вместе с тобой там… где ты поверг Хозяина.

– Спасибо, – только и смог ответить Сингур.

Рыжеволосая девушка поднялась со своей скамеечки, крепко обняла его и поцеловала в щёку.

– А еще далер и Безликий возвращают тебе это, – она передала тяжёлый золотой перстень, украшенный камнем, в глубине которого горела солнечная искра. – И помни: ты самый лучший брат во всех возможных из миров.

– А из тебя сестра не очень получилась, – ответил собеседник, принимая перстень.

Многоликая грустно улыбнулась и кивнула:

– Не очень. Но, думаю, это можно исправить.

– Не знаю.

Она снова обняла его, и он обнял её в ответ.

А потом Ири ушла. В комнате повисла тишина. Тёплый ветер колыхал тонкие занавеси на окне, заставлял вздрагивать полог над кроватью, Сингур же по-прежнему стоял у двери и смотрел в пустоту. Наверное, он стоял так довольно долго, потому что вздрогнул, когда тишину нарушил беззаботный голос Нелани:

– Она обещала мне вышить красный мак на покрывало. Как ты думать, она сдержать слово или я осталась с нос?

Мужчина повернулся к шианке:

– Я останусь с носом, – поправил он.

– Как же! – усмехнулась Нелани. – Тебе только что подарили красивый браслет и золотой перстень. Ты уж точно не останусь с носом.

– Не остался с носом, – опять поправил он.

– Ну да, я так и говорю! – возмутилась собеседница.

– Тихая Вода, – с улыбкой сказал Сингур. – Ты самое лучше, что могло со мной случиться в жизни. Самое. Если тебе так нужен красный мак на покрывале, я попрошу её, чтобы она его вышила.

* * *

Дурой Кирга никогда не была. А потому, едва Повелитель вышел, торопливо привела себя в порядок – умылась, причесалась, оделась – и на цыпочках подошла к двери. Прислушалась. Осторожно выпустила тоненькие нити мерцания, будто не в Храме была, а темной ночью в чужой дом пробралась. Тихо.

Убедившись, что рядом нет никого, кто мог бы увидеть её бегство, воровка выскользнула из покоев в коридор. С собой ничего не взяла, кроме броши многоликой. Драгоценный подарок разбойница

спрятала в вырезе платья. Повелитель даст ей за верную службу всё, что она захочет: и блага, и удовольствия. Потому Кирга, хоть и не без сожалений, но ушла налегке. Только съела напоследок кусочек сыра, запила вином… Вкусно! Интересно: какими яствами повелитель потчевать будет? Уж точно не хуже здешних. Утешив себя этой мыслью, разбойница отправилась прочь.

Просто пошла по коридору, заранее придумывая, что ответит, если ей встретится кто-то, кто решит спросить, почему гостья храма покидает свои роскошные покои. Ведь ответить надо так, чтобы и не соврать, и правды не сказать… Ух как страшно было!

Но повезло воровке. Ни мечникам, ни спешникам, ни многоликим было не до нее. Так и вышла за ворота, никем не замеченная и не остановленная. А как перешла площадь и свернула в первый же переулок – припустила, уже не таясь, во весь дух!

Люди вокруг были взбудоражены и напуганы, тыкали пальцами в сторону Храма, яростно жестикулировали. Кирга слышала обрывки тревожных разговоров, но, пока неслась по лестницам, запретила себе думать о чем-то, кроме побега. А вот когда почти спустилась к подножию городского холма… Вот тогда обернулась и, наконец, посмотрела туда, куда были устремлены взгляды встреченных ею горожан.

Вокруг белой громады храма Джерта, венчавшего холм, нависла непроницаемым коконом чёрная тьма. Она не походила ни на грозовую тучу, ни на тень от облаков, ни на сумерки затмения, которые Кирга видела однажды в далеком детстве, когда скиталась с матерью по землям Вирге. Нет. Это была непроглядная чернота, какой не встретишь в обычной жизни. Будто кто-то взял и украл купол храма, оставив на его месте ничто. Зияющую дыру в мироздании.

Словно ледяная рука легла Кирге между лопаток. Показалось воровке на миг, что эта самая тьма может поползти дальше, поглощая всё остальное: небо, солнце, дома, город… И, если дотянется до человека, тот несчастный очутится не во мраке, нет. Он перестанет быть – провалится туда, где нет ни времени, ни дыханья. И сойдет с ума в этой глухой черноте.

Ужас придал сил. Воровка с неожиданной даже для самой себя прытью припустила по улице, чувствуя, что сердце вот-вот лопнет в груди. Такая овладела ею паника, такой ужас, каких вовек Кирга не испытывала. Лишь через несколько лестниц смогла она успокоиться.

Холодная расчетливая мысль отрезвила бьющийся в смятении рассудок: если бы Повелитель знал, что тьма грядёт, он не стал бы приказывать осторожно покинуть город. Лишь после этого смогла беглянка остановиться, перевести дух и, наконец, вернуть себе привычное хладнокровие. А как взяла себя в руки, так увидела, что уже едва не вся стража вышла на улицы города. И при каждом десятке или полудесятке – мечник храма. А ещё слышно глашатая, который кричит, чтобы все расходились по домам и ждали вестей.

Разбойница сделала глубокий вдох.

Думай, Кирга, думай!!! Если всех разгоняют по домам, то скоро на улице уже не постоишь. Как останешься одна – подойдёт стража да начнет выяснять, кто такая, где живешь и почему не слушаешь приказа.

Кирга замерла под развесистым деревом на углу чистенькой улочки. Поняла, что спустилась уже к подножию холма, на котором стоял город. И что людей вокруг пока немало. Кто-то торопился укрыться в доме, кто-то застыл в ужасе и смотрел наверх, какая-то женщина в отчаянье звала детей, выкрикивая имена охрипшим от натуги голосом.