Черный фотограф
Шрифт:
— Может, «Надежда»?
— А может, и «Надежда», не помню.
Все приметы, вытянутые из лохматого продавца, совпадали с приметами убитого мужчины. Леня чувствовал, что он на верном пути, и поэтому как бы между прочим спросил:
— А найти его где можно?
— Найти? — Парень удивился такому вопросу. — Да я не знаю. Он обычно сам всегда подъезжает, когда надо по делу. С ним всегда Коля, шофер, дела все ведет. Он и выручку собирает.
— Ясно. А Коля где?
— Сегодня его уже не будет. Завтра — часов в двенадцать, не раньше — подъедет.
— А давно
— Дня три, наверное, он здесь не появлялся. А может, и появлялся, но в другую смену заходил, когда я отдыхаю.
— Ну, спасибо, — сказал Леня и строгим голосом предупредил: — Надеюсь, ты понимаешь, что наш разговор должен остаться между нами… Это и в твоих интересах тоже.
— Ясно, — спокойно ответил парень и снова вставил в ухо наушник.
Разговор оказался неожиданно плодотворным. Скорее всего Бобрик, или Бобриковский, это и есть тот убитый мужчина со следами пыток на теле.
Из-за чего его убили? Не вернул долг? Зажал товар? Не заплатил оброк рэкетирам? Или просто кому-то встал поперек дороги? Это все в равной степени вероятно. Жаль, конечно, что на записи, сделанной камерой, видны только фигуры убийц, а лица их скрыты темнотой. Может, они здесь неподалеку и находятся, а Леня, не подозревая об этом, топчется рядом.
Его мысли скакали от одной версии к другой. Наверное, Бобрика подкараулили, когда он шел к своим ларькам. Пригласили за угол, мол, просто поговорить. Избили до потери сознания. Дальше Леня все видел своими глазами: бросили в машину, отвезли на Адельмановскую. Он тогда был еще жив. Там его пытали. Хотели что-то узнать? Выбивали деньги? Заставляли в чем-то признаться? Не известно, выбили ли они из него что-либо, но замучили до смерти.
Надо встретиться со сменщиком этого парня. Наверняка он что-то слышал или видел. А если он тоже заодно с бандитами? Нет, вряд ли. Продавцы — это мелкая сошка. Они в крупных разборках обычно не участвуют. Обычно это студенты, домохозяйки или пенсионеры. Из них трудно будет вытянуть хоть сколько-нибудь важные сведения.
Встретиться с Колей? Сказать, предположим, что хочет предложить новый товар и по низкой цене, поэтому хочет поговорить с хозяином? Хорошо, что он не показал фотографию трупа этому парню. Пока он еще не знает о смерти Бобрика, а если бы узнал, то сразу же разнес бы страшную весть по всему ларечному царству…
В двенадцать часов утра Леня равнодушно рассматривал витрины всевозможных ИЧП и ТОО со звучными названиями. Углом глаза сыщик наблюдал, как к ларькам подъезжали пикапы и «каблуки» с товаром, как выгружались ящики со спиртным и грузчики покрикивали на зазевавшихся прохожих: «Дорогу!» Наконец подъехала машина и к «Вигваму».
Оттуда вышел парень и постучал в дверь киоска. Продавщица — другая, не та юная девушка, с которой вчера разговаривал Леня, а женщина лет пятидесяти — засуетилась и стала принимать товар.
Сыщик подтянулся поближе к киоску. Когда разгрузка закончилась, он подошел к водителю, уже готовому отъехать, и сказал:
— Привет, Коля.
Разговора не получилось. Версия о новом товаре по низким ценам не прошла. «Не надо, у нас и так все товаром
«Ну хорошо же!» — разозлился Леня и отправился допрашивать возможных свидетелей.
В окошке виднелась пышная прическа продавщицы. Соколовский привычным жестом махнул корочкой:
— Пара вопросов для следствия. Вы здесь работали четыре дня назад?
— Я, — женщина от волнения нервно затеребила руками концы платка.
— Скажите, пожалуйста, а не было ли чего-нибудь подозрительного в тот вечер, часов так около десяти?
— Не помню.
— Вы должны вспомнить. Ну, скажем, звуки борьбы, крики о помощи.
— Да-да, было это. Да только по вечерам здесь часто дерутся. Мы уже привыкли. Поэтому-то меня муж каждый вечер с работы встречает, одну боится отпускать. Да я и сама, когда сижу тут, трясусь, вдруг выручку отнимут. Хоть и немного остается, вечером ее забирают, а все равно страшно. Теперь же такой народ, из-за копейки могут убить ни за что ни про что.
— Расскажите, что вы слышали в тот вечер, — настаивал Леня.
— Да били кого-то. Он стонал сильно. А потом и перестал. Я окошко закрыла и дверь. И сидела тихо, пока все не успокоилось. Потом милиция приехала.
— А кого били, вы видели?
— Нет, — пожала плечами женщина.
Получался замкнутый круг. Эта ничего не видела, ничего не знает, тот ничего не хочет знать, а третий вообще не желает разговаривать. Может, стоит найти родственников Бобриковского, чтобы хоть убедиться, его ли выбросили на обочину. Но даже если искать, их только в одном «его» районе, где живет более пятисот тысяч человек, можно копаться до конца жизни. Частное расследование зашло в тупик.
«А не лучше ли плюнуть на все и подбросить конвертик Ольшевскому? Пусть милиция сама выясняет, в чем дело? А мне найти что-нибудь покруче, чем рядовое убийство?» — так размышлял Леня, не подозревая, что круче дела ему не найти.
Несколько дней, разобиженный на то, что продолжение расследования было таким неудачным, Соколовский не появлялся около метро и у ларьков. Но что-то притягивало его в этом деле, что-то влекло, как магнитом. Он все-таки съездил еще раз на Адельмановскую улицу и полюбовался на абсолютно черные окна затаившегося в тревожном молчании дома. Ни одно окно не горело. Ни проблеска света, только огни далеких высотных домов отражались в пыльных стеклах.
Около метро по-прежнему бурлила торговая жизнь. Подъезжали машины с товаром, сновали люди бомжевого вида, подходя к витринам в поисках более дешевой водки. Все было как всегда. Леня решил поболтать с народом. Около «Аделаиды» стояли несколько развеселых парней и одна разбитная бабенка.
— Привет, ребята, — сказал Леня. — Пивка для рывка не хотите?
— Свое, — с достоинством ответил один из стоявших.
— Я вот что хочу спросить, нельзя тут у вас продавцом устроиться. Подработать надо. Жена беременная, денег не хватает.