Черный граф
Шрифт:
– Вы Ришелье, должны как Первый министр, добиться от короля вступления в переговоры с Испанией, и посодействовать принятию решений в пользу Мадрида, с тем, чтобы выполнить все выдвинутые Габсбургами требования, иначе…
Натолкнувшись на иронию в глазах кардинала, она умолкла.
– Ваше Величество, я благодарен вам, за возложенную на меня миссию. Но я всего лишь князь церкви, обремененный непосильной министерской ношей. Под силу ли мне, скромному слуге Господа нашего, убедить в том, чего вы желаете, нашего короля, сына великого Генриха Бурбона…?
Он с мольбой воззвал к Марии Медичи.
– … Славного Генриха, который вознамерился укротить Габсбургов, собравшись
– А разве Равальяк не религиозный фанатик?!
Поспешил уточнить д'Эпернон.
– Одно другого не исключает.
Голосом, в котором на сей раз преобладал металл, бросил кардинал.
– И вы полагаете, это было заказное, политическое убийство?!
Воскликнул д'Эпернон, разыгрывая изумление, в расчете на поддержку королевы.
– Вам ли не знать, любезный д'Эпернон?
Излишне учтиво произнес кардинал, пригвоздив герцога, к позорному щиту предательства, отточенной беспощадностью улыбкой, одной из тех, что скорее таила угрозу, чем выражала расположение.
– И не нужно так кричать, из-за вас я не слышу собственных мыслей.
Швырнув, словно кость собаке, переполненную презрением реплику в лицо д'Эпернона, кардинал вновь обратился к Марии Медичи.
– Из того, что я, только сейчас, услышал от вас, Мадам, можно заключить, что ваши нынешние советники отменно скверные. Все приведенные доводы, которыми вы мне предлагаете воспользоваться, с намерениями переубедить Его Величество, а если потребуется то и Королевский совет, несостоятельны. Посудите сами: Вы опасаетесь мятежа – спешу вам донести, что изменники разбиты, а те, кому не посчастливилось остаться в живых, заточены в Бастилию. Теперь, что касается Вены – армии Фердинанда, завязли в Германии. И Тилли и Валленштейн считают потери, нанесенные генералом чумой, проредившим имперское воинство пострашнее картечи. И наконец, Испания – я попытаюсь выразить полную уверенность, что Мадрид, не решиться напасть до тех пор, пока в Каталонии, пылает восстание. Если ваши советники, вместо того, чтобы рекомендовать вам всякий вздор, сумеют каким-то образом повлиять на ход событий в Старом Свете, и направить его в нужное Вашему Величеству русло, я готов выслушать их, и исполнить любые ваши поручения.
Он поднялся, с почтением поклонившись королеве-матери.
– Ваше Величество, прошу простить, но меня ожидают неотложные дела государственной важности. Всегда к вашим услугам, ваш покорный слуга.
С пренебрежением кивнув д'Эпернону, кардинал, так же бесшумно как появился, вышел из кабинета.
По лицу королевы пробежала легкая дрожь, свидетельствующая о борьбе с одолевающей её яростью, стремящейся вырваться наружу. Она с нечеловеческими усилиями подавила в себе приступ нахлынувшей желчи, и все же до конца не в состоянии скрыть неистовства, произнесла:
– Что ж, кардинал, вы сами сделали свой выбор, теперь берегитесь.
Тем временем Ришелье, преодолел расстояние от Лютневого до Оружейного кабинета, где и застал монарха в компании маршалов де Ледигьера и де Бассомпьера, а так же королевского шута, беспечного л'Анжели, обнаружив всех четверых за довольно странным занятием.
Здесь, прежде чем продолжить наш рассказ, хотелось бы сказать несколько слов о двух замечательных людях того времени, достойных не просто упоминания на страницах нашего скромного повествования, но и более подробного знакомства с ними, теми кто несомненно вошел в анналы истории, оставив глубокий и неоднозначный след.
Восьмидесяти двух летний, Франсуа де Бонн, сын нотариуса, обладавший недюжинной смелостью и талантами полководца,
Не менее примечательной фигурой, являлся и другой маршал, которого этим вечером мы застали в Оружейном кабинете Лувра, в обществе короля и Ледигьера. Франсуа де Бассомпьера, маркиза д,Аруэ можно, без преуменьшений, считать выдающейся личностью своего времени. Этот красивый ловкий сорока шести летний мужчина, балагур, повеса и бретер, расточительный и великодушный, весь погрязший в долгах и случайных любовных связях, интересен ещё и тем, что представляет собой одну из наиболее типичных фигур французского светского общества, того времени.
Бассомпьер происходил из старинной лотарингской дворянской фамилии. Воспитывался с братьями в Баварии и Италии. Двадцатилетним юношей попал ко двору Генриха IV и скоро сделался любимцем короля, который уже в 1610 году произвел красавца маркиза в полковники. Его первыми военными кампаниями были савойская в 1600 году, и турецкая 1603. После окончания строительства Пале-Рояль, д,Аруэ обзавёлся одним из роскошных особняков, окружавших площадь, где, во времена славного Анри3, коротал свои дни в праздности и попойках.
После смерти Генриха Великого, Бассомпьер своими учтивыми манерами приобрел расположение его жены, королевы Марии Медичи, принявшей регентство и поставившей его, в 1614 году, командовать швейцарскими наемными войсками. Тем не менее, при несогласиях, возникших между Марией и её сыном Людовиком XIII, он принял сторону короля и немало содействовал низвержению флорентийки. В награду за это Бассомпьер получил от Его Величества маршальский жезл, а затем был назначен посланником в Испании, впоследствии в Швейцарии, выказав себя прекрасным дипломатом.
Вступив в кабинет, через распахнутую лакеем дверь, перед глазами кардинала, открылась следующая картина: Людовик увлеченный комментариями Бассомпьера, кружил вокруг огромного мушкета, под взыскательным взором Ледигьера, восседавшего в массивном кресле опершись на резную деревянную трость, и равнодушным взглядом л'Анжели, расположившегося здесь же на полу, выбирая из серебряного таза, наполненного вишнями, плоды покрупнее, внимательно осматривая каждый из них. Убедившись в безупречности выбора, шут отправлял вишню в рот, после чего отделив языком мякоть от косточки, намеревался плевком, угодить окостеневшей сферой в раскрытое забрало рыцарского шлема, времен Франциска Первого, лежащего рядом, на расстоянии вытянутой руки.