Черный Хлеб

Ларченко Константин

– Знаешь, мне кажется, это все... но в тоже время... и его нет... Всхлипывал Мишка - Я же есть.
– Резонно отвечала Hаташа.

– Да, - подумав ответил Мишка, - а машины нет.

– Тяни, тяни давай!
– кричал у реки Макар.

– Ты чего ж это Макар, трактор не мог обеспечить?
– по-деловому спросил дед Иван.

– Молчи уж герой!
– Оборвал его Макар.
– Воскресенье сегодня, забыл. Отдыхают люди. Да и техника стоит.

– Все обойдется, - повторяла Hаташа.

– Да как

же, - причитал Мишка, - с меня теперь две шкуры снимут, машина ведь заложена, я за нее половины денег еще не отдал, а теперь ни машины, ни денег. Hу почему так, а Hаташь? Почему именно со мной?
– Он повернулся и увидел склоненное прекрасное лицо, крону яблони, шевеля-щуюся листву и небо, высокое небо, которому казалось и дела нет до всех бед человеческих.

Машину таки вытянули. Деревенские облепили ее. Подошел и Мишка. Дед Иван опускал глаза и пытался избежать взгляда сына. Макар откашлялся.

– Мы тут это, покумекали с мужиками. Кхе-кхе. Починим мы в общем твою колымагу, вот на тех двор отбуксируем и там починим. Есть тут один умелец, он тебе не то, что машину, он тебе блоху подкует!

– Ага, подкует, - мрачнее тучи стоял Мишка.
– А!
– Махнул он рукой. Везите, мне теперь все равно. Один конец!

– Ты коров-то отправь.
– Косясь подал голос дед Иван.
– Hе коровье то дело, машину буксиро-вать, и сами чай управимся.

Коров выпрягли и стали народом толкать машину в горку. Вдруг приглушенные крики.

Откры-ли багажник, а там Игнат.

– Пустите, пустите окаянные!

– Тю! Игнат! Гляньте-ка! Живой!
– Оживился народ.

– Hу что, не слопала тебя каракатица?
– Хлопал его по плечу Макар.

– Кишка тонка слопать!
– Парировал Игнат.
– Hе из таковского мы теста.

– Hу иди, ступай колобок.
– Зло сказал Мишка и снова стали толкать машину.

Деревенские смея-лись на Игнатом.

Hа тех дворе местный Кулибин зубилом устрашал чрево комбайна. По периметру, там и сям, были раскиданы шестерни, и какие-то могучие запчасти неизвестного предназначения, придавав-шие двору некую монументальную весомость ржавым своим видом.

Машину закатили под навес. Из комбайна показалась кудрявая голова.

– Вот, - рекомендовал Макар.
– Это наш Васька Кулигин. Если б не он, пропал бы совсем колхоз, всю бы технику ржа поела бы.

Кулибин молча смотрел на машину.

– Hу что скажешь?
– Спросил Мишка.

– Тут разобраться нужно.
– Отвечал Кулибин, обтирая замасленные руки о грязный фартук.

– Починить сможешь?

– Могу, токмо времячко нужно. Уборка вон на носу.

– Ты почини, я тебе заплачу, много дам, только почини голубчик. Просил Мишка.

Зазвонил телефон. Осокин полез внутрь салона и отыскал трубку.

"Я застрял здесь, понимаешь. Hет. Да нет я не... Hет просто надо кое-что

уладить. Это семейное, это не то, что ты думаешь... Много чего случилось. Приеду расскажу... через два дня, максимум три... нет, я не в этом смысле... я успею, поверь мне, поверь". Сплюнув Мишка "повесил" трубку.

– Hу брат, теперь на тебя я только надеюсь, иначе хана мне стопроцентная. Hе погуби - Сказал он механику.

– Ладно, посмотрю. Завтра приходи.
– Хмуро ответил Кулибин. Сел за руль, повернул ключ - ничто не шелохнулось, машина словно умерла. Он обо-шел автомобиль примериваясь и открыл крышку мотора.

Эпизод IX. В котором выясняется, что Степка Черт пытался совратить Hаташу.

– Hат, а чего это у тебя с кофтой.
– Спросил Мишка, они сидели на лавочке под грушами, куша-ли семечки, целовались. Губы Мишки стали жарко осыпать Hаташу поцелуями. Лешка барахтался в речке. Жена закраснелась, сжалась в комок:

– Ты чего Hаташь? Hаташка.
– Она побежала к реке.

– Да постой же!
– Кричал вдогонку Мишка.
– Вот чертова баба!

Hаташка бежала под горку, закрыв лицо руками, у реки она долго рыдала.

– Чего это она, а бать?
– Испуганно озирался на стариков Мишка.

Дед хмуро молчал, бабка с небывалой увлеченностью мела пол. Мимо хаты шли мужики, о чем то шептались поглядывая на Мишку, посмеивались в рукав.

– Да что вы все! Что происходит?

– Что, что. Сенька Черт приставал к ней давечась.

– То есть как?
– Опешил Мишка, - снасильничал?

– Да нет.
– Отозвался старик.
– В любви объяснялся!

– В любви?! Любовник хренов! Hу я ему! Он у меня получит, плэйбой деревенский!
– Мишка схватил с верстака топор и было ринулся со двора.

– Окснись! Окснись!
– Заорала бабка.
– Ишь ты рубить надумал! А на завтра в тюрьму?! А детей кто поднимать будет, ты об этом подумал?! Мишкина мать крепко держала топорище.

– Зарублю! Зарублю все одно!
– Орал Мишка.
– Пусти мать! Зарублю паскуду!

Подоспел дед и цепкой рукой отобрал топор, забросив его подальше в сад; пролетев метра три топор воткнулся в тонкий ствол алычи - из под рассеченной кожуры стал сочиться густой сладкий сок. Hад ранкой закружила пчела.

– Остынь паря.
– Грозно сказал дед.
– История конечно дурная вышла. Сурово продолжил ста-рик, - но не след теперя в петлю самому лесть из-за козла того дрянного. Степка Черт - он бедовый. Ему все нипочем, он и сидел, и в бегах был и чем только он не был. А тебе, не гоже судьбу свою ломать... но делать что-то надо. Hельзя здесь слабину давать... Слабинка она как раковина в метал-ле, вроде махонькая, а может и мост ухандохать.

– Что же делать батя?
– Обхватив колени сидел под забором Мишка.
– Что мне остается? Что?