Чёрный хребет. Книга 3
Шрифт:
— Верю, — говорю.
Никто не бросался ощупывать меня при встрече. Змеиный нос обнюхивает мою кожу, одежду, даже меч. Когтистые лапы гладят по спине, по заднице, по шее. В конце концов существо принимается очень тесно обниматься, утыкаясь головой под мышку.
— Я так давно не видел других разумных существ, — говорит. — Как приятно просто быть услышанным.
— Может, представимся? — спрашиваю.
— Конечно, как я мог быть таким грубым. Моё имя — Арншариз, но друзья называли меня «большой А». Забавное прозвище для такого
Арншариз? Дарграг уже очень давно стоит на своём месте, веками сражается с песчаными бурями и всё это время по пустыне ползал великий змей Арншариз, на которого нельзя смотреть. Каким образом этот маленький змеёныш может быть связан с огромным змеем?
— Я Гарн, — говорю.
— Какое прекрасное имя! Не могу представить себе имя красивее. Короткое, ясное, и при этом передаёт особенности твоего характера.
— А это, — указываю на сводную сестру. — У неё пока нет имени.
— И тебе привет, маленький симпатичный мальчик.
Арншариз треплет сестру по голове.
— Это девочка, — говорю.
— Прости, — отвечает. — Никогда не умел определять пол по внешним признакам. Наш вид делает это по запахам, а вы, люди, все пахнете одинаково.
— Так что это за место?
— Это, человек, моё узилище. Место моего вынужденного обитания. Дом, который я не могу покинуть по собственной воле.
— Значит, ты пленник? — спрашиваю. — Я не совсем понимаю, как может существовать тюрьма без решёток и крепких стен.
— О, на самом деле есть множество способов запереть врага или сильно ограничить его свободу. Можно сковать его цепями, можно запереть в собственном теле, а можно запрятать так далеко, что он никогда не сможет вернуться, как бы сильно ни старался. К сожалению, я оказался в подобной ситуации. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу оказаться в нормальной тюрьме, где я мог бы краем глаза видеть тюремщика, который приносит еду и проверяет, на месте ли заключённые. Это такое наслаждение, видеть другого человека после стольких лет в одиночестве.
И, не сдержав очередной порыв, змей бросается обниматься. Его голова покоится на моей груди, а чешуйчатые лапы гладят мои плечи.
— Настоящее, живое существо… Раньше я не считал людей красивыми, но сейчас… Самое прелестное из всех созданий.
— Как долго ты тут уже сидишь?
— Непонятно. Дни, месяцы, годы, здесь всё сливается и порой мне кажется, что я очутился здесь только вчера, а затем, что я был тут целую вечность.
— Кто тебя сюда заточил? — спрашиваю.
— Это был не кто-то один, а целая уйма народу. Видишь ли, никому нельзя пользоваться тайными знаниями, что находятся под строжайшим запретом. Должно быть, поэтому они и называются тайными. Я был достаточно молод, чтобы считать себя самым умным и изворотливым. Но на каждого изворотливого всегда найдётся тяжёлый сапог.
Никогда бы не подумал, что окажусь в такой ситуации: обнимаюсь со змееподобным существом под взглядом
— Ты лучше скажи, как себя чувствует Перуфан? — спрашивает Арншариз.
— Это кто такой?
— Как кто?
От моего вопроса змей отстраняется, словно я сказал величайшую глупость.
— Перуфан, — повторяет.
— Мне от этого яснее не стало, — говорю. — Это один из твоих друзей?
— Ты на самом деле не знаешь Перуфана?
— Хватит уже повторять его имя, просто скажи, кто это такой и почему я внезапно должен его знать.
— Пожалуйста, скажи что это шутка, — умоляюще просит змей. — Я всегда знал, что у людей странное чувство юмора, но это… ты перегибаешь палку. Всегда нужно знать, когда остановиться.
— Я не шучу, — говорю. — Похоже, этот твой Перуфан — известная персона, но в моей деревне мы ни о ком подобном не слышали. У нас вообще очень ограниченный кругозор.
— Тогда ладно…
Минуту назад он был очень рад моему присутствию, а теперь погрузился в себя. Я ведь ничего плохого не сказал. Мы в Дарграге и правда живём в маленьком мире и не знаем ничего, что происходит снаружи. Мы стараемся выходить подальше и увеличивать радиус наших знаний о мире, но прежде это выходило очень медленно.
Но это пока.
У меня запланирован целый ряд мероприятий по расширению нашей цивилизации. Может, однажды мы и узнаем, кто такой, этот Перуфан.
— Арншариз, — говорю. — Почему тебя зовут точно так же, как огромного змея, который нас сюда отправил?
— В этом суть моего заключения, — отвечает. — Когда-то мы были одним целым, но нас разделили. Я тут, он там, но мы оба — Арншариз. Он — моя истинная форма. То, как выглядели мои предки, прежде чем мы уменьшились и отрастили ноги подобно людям. Мы оба вынуждены существовать в одиночестве.
— Значит, тот другой Арншариз отправил нас сюда, чтобы мы вызволили тебя?
— О нет, отсюда нет выхода. Это место не существуют в мире, откуда ты явился. Оно находится на своём собственном плане и перекручено в баранку. Куда бы я ни направился — выйду обратно к этому пруду. Ты можешь уйти в любой момент, а мне придётся остаться тут. Гигантский змей отправил вас сюда, чтобы хоть кто-то навестил меня здесь.
— Подожди, — говорю. — Если гигантский змей — твоя вторая часть, то ты находишься тут уже много веков.
— Не может быть, — произносит Арншариз.
— Он ползает у нашей деревни уже очень много человеческих поколений. Сам можешь посчитать сколько это.
— Века?
— Может и века, — говорю. — А может и тысячелетия. Кто ж знает. Мы не ведём летоисчисление.
Пока не ведём.
Силы в одно мгновение покидают змея. Его ноги подгибаются и он падает на траву в унынии. За такой долгий срок заточения память начала его подводить и он даже не помнит, как давно здесь оказался.