Чёрный, как тайна, синий, как смерть
Шрифт:
– В дальних. Настолько дальних, что я давно не считаю себя джентльменом.
– Благородство не в том, кем вы себя считаете, а в том, как вы себя ведёте, мсье Ленуар.
Люсьен сгрёб последние тюбики с красками, валявшиеся на полу, и суетливым жестом пригласил натурщицу проходить.
– Анаис, здесь, за ширмой, можете переодеться. Я приготовил для вас костюм Шахерезады. Вы не возражаете?
– Если мне не придётся рассказывать вам сказки, чтобы сохранить себе жизнь, то не возражаю, – улыбнулась девушка и скрылась за ширмой.
Люсьен
– Ну, как она тебе?
– Сколько ей лет?
– Семнадцать.
– Как Элизе. Совсем ещё ребёнок.
– Ты её старше не на всю жизнь, а всего на двадцать лет.
– Брось… Я ведь не жених на выданье, а ты не сваха.
Тем временем девушка отодвинула ширму и предстала в роли Шахерезады. Атласные шаровары и расшитый верх изящно подчёркивали естественные изгибы её тела. На шее висели часы, а на голове красовался расшитый искусственным жемчугом тюрбан. Анаис подожгла спичку, задула огонь и, посмотрев в зеркальце над раковиной, подвела чёрным цветом рыжие брови… Художники переглянулись, и Люсьен зааплодировал.
– Вы настоящая правительница Востока, Анаис! Какая грация! Устраивайтесь на кровати. Первая поза будет длиться сорок пять минут.
Приятелям и раньше приходилось вместе рисовать с натуры, но обычно Габриэль к натурщицам был равнодушен. В глазах большинства из них читались усталость и безразличие. Они переодевались и принимали позу, будто слово «искусство» происходило от слова «ремесло». Умение простоять пять минут в неподвижности, как древнегреческая статуя, им казалось достаточным, чтобы заработать своё жалованье. Натурщиц было много, а музы – наперечёт. Вместо заряженных небесным огнем богинь стояли холодные статуи. Мало кто понимал, что для творчества художнику душа модели была важнее её тела.
А эта девушка понимала. Она присела на кровать и посмотрела на свои часы. Затем выгнулась, обхватила плечи тонкими пальцами и посмотрела на друзей. При этом взгляд её был не отрешённым взглядом переодетой в костюм девушки. Нет, он обжигал, притягивал. Иллюзия сказочницы из «1001 ночи» получилась настолько убедительной, что у Габриэля побежали мурашки.
Люсьен подобрал живот, посмотрел на модель и поставил точку на натянутую на деревянный каркас бумагу. Отмерив карандашом пропорции, он попыхтел и поставил вторую точку… Как настоящий академист, Люсьен работал медленно, вырисовывая каждую деталь. Его рисунки, словно живые люди, рельефно проступали с картин. Однако картины де Фижака реалистично передавали детали, но не передавали сути человека.
Сам же Габриэль Ленуар был мастером карикатур. В своих рисунках он подчёркивал главные «выпуклости» своих моделей. Благодаря этому таланту у него всегда были плохие отметки по черчению и прекрасные отношения со всеми школьными хулиганами.
Он взял кусочек угля и сделал быстрый набросок Анаис. На это у него ушло не более пяти минут. Затем он отложил уголёк в сторону и уставился на натурщицу.
Девушка
– Господин Ленуар, вы уже закончили?
– Мне не нужно много времени, чтобы изобразить вашу очаровательную улыбку.
Анаис смутилась, но тут же нашлась:
– Держу пари, что вы только улыбку и изобразили! Как у Чеширского кота.
– Вашим губам я действительно уделил особое внимание. Мне куда милее ваши уста, чем мои листы. Пришлось отложить уголь в сторону, – развёл руками Габриэль.
Анаис снова покраснела. Габриэлю доставляло удовольствие смущать девушку.
– Господин Ленуар, срочно предъявите мне результат ваших пятиминутных стараний! И имейте в виду: я всё равно возьму двойную плату за сегодняшнюю работу!
Габриэль повернул к ней лист, и Анаис весело и громко рассмеялась. Почти половину рисунка занимали огромные глаза и губы, на щеках чернели точки веснушек, и в целом вместо томной Шахерезады на Анаис смотрело свежее молодое личико.
– Ха-ха-ха! Ленуар, я буду называть вас Чёрным котом, потому что вы рисуете как кот хвостом!
– А вы всем жертвам искусства подбираете подобные клички? – спросил Габриэль.
– Габриэль, ты опять меня сбиваешь. Я только настроился – не отвлекай Анаис! – проворчал Люсьен.
– Нет, но в моем личном зверинце только Люсьен, вы и художники из Клуба кобальта.
– И с какими животными мне приходится делить эту честь?
– С Псом, Медведем, Петухом, Лягушкой, Аистом, Ежом, Волком и Попугаем.
– Какой нескладный вышел зверинец.
– А люди вообще очень разные по своей природе…
– Попугай – это ты, Люсьен? Поздравляю!
– Да, но прошу вас, не отвлекайтесь! Я работаю! – отозвался Люсьен.
– Значит, я Чёрный кот.
– Да.
– И в чем же заключается моя природа?
– Вы независимый и когтистый.
– А другие художники чем заслужили свои клички?
– А вы приходите туда в следующую пятницу и самостоятельно с ними познакомитесь. Я поговорю с основателем клуба. Если согласитесь рисовать синим цветом, думаю, возражать он не будет, – сказала Анаис.
– С чего вы взяли, что мне будет интересно с ними познакомиться? Один их перечень звучит угрожающе!
– Кто ничего не боится, не хочет и ни на что не надеется, тот не может быть настоящим художником.
– Да, почему бы тебе не сходить с Анаис в этот клуб, Габриэль? Синий – твой любимый цвет! – съязвил раздражённый Люсьен. – По праздникам он одевается только в синее!
– Так, значит, вы не поэт, а военный? Или… полицейский? Я угадала? – предположила Анаис.
– Почти. Но одно ведь другому не мешает. Вот вы чего боитесь, чего хотите и на что надеетесь в этой жизни? – промурлыкал Ленуар.
Девушка опустила глаза и ответила не сразу:
– Я танцую в «Опера-Комик»… И мечтаю перейти в Опера Гарнье… А боюсь я только одного – что не смогу выбрать своё будущее.