Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
За окном стоял ноябрь. Выпуск пятого курса с соответствующим преставлением всех выпускающихся к званию «лейтенант» должен был быть в конце июня. Досрочное присвоение званий могло означать только одно: курс отправляют на фронт прямо сейчас. Во Владивосток, Петропавловск-Камчатский, где идут страшные бои, Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре, пылающий Анадырь, оккупированный Южно-Сахалинск. Туда, где семь месяцев назад высадился американский десант, топча русскую землю. В самое пекло.
В аудитории повисла ужасающая тишина, и тоненький всхлип Валеры прозвучал в ней особенно ужасно.
–
– срывающимся голосом спросила она, тыльной стороной ладони утирая набегающие слёзы.
Тане было просто тяжело, ведь, в конце концов, все они учатся вместе и знают друг друга, все стали родными и знакомыми, а Миша Кравцов, жених Валеры, был на пятом. Таня мгновенно оказалась около подруги и прижала её белокурую голову к себе.
– Так, не реветь, Ланская, ясно? — твёрдо сказал подполковник, осторожно касаясь плеча Валеры рукой. — Ничего ещё не кончено. Ты знаешь, сколько оттуда народу возвратилось? Четвёртый тоже скоро уедет, — вдруг тихо произнёс он, глядя на Таню. — Вскроют пакет с лейтенантскими погонами - и вперёд.
ПВВКДУ уже перевели на ускоренную программу обучения. Из расписания исчезло правоведение, философия, история, спортивные игры. Тактика - огневая - РХБЗ - топография - ВДП - инженерка, инженерка - ВДП - топография - РХБЗ - огневая - тактика, и так целые дни напролёт. Только боевые дисциплины.
Вместо пяти лет все они теперь учатся три и восемь. Значит, осталось только полтора года. Значит, пора.
А четвёртому осталось учиться месяца четыре. Там - Марк. Стараясь не думать об этом раньше времени, Таня сказала, утирая Валерины слёзы:
– Пойти с тобой умыться?
– Нет, - всхлипнула она.
– Я сама.
– Только не делай глупостей. Мы тебя прикроем, а вечером поговорите, - шепнула Таня, отправив Ланскую умываться, а сама взяла в руки лист и, взглянув на список, вывела красивым, округлым почерком: «Авдеев Пётр Сергеевич». Было ужасно сознавать, что за каждой фамилией, которую Таня вписывала в приказ, стояла чья-то жизнь. Или… смерть? Ощущение было жутким: своей рукой вписывать людей в смертный приговор.
– Со дня на день должен приехать новый командир вашей роты, - сообщил Радугин, когда Таня уже добралась до буквы «е».
– Правда?!
– так весело воскликнула она, что подполковник поднял брови.
– Ну-у, то есть я хотела сказать, как жаль, что Дарья Сергеевна уходит в декрет, - поправилась она и улыбнулась одновременно с Радугиным.
– А как её зовут?
– Её?
– снова удивился он.
– Это мужчина.
Это было странно, но, в сущности, не так уж плохо. Дело в том, что у каждого курса был свой начальник. Правильнее сказать — командир роты. Помимо него у девчонок, обучающихся на курсе, всегда был свой командир-женщина, коей и являлась беременная, бешеная и истеричная Зубова Дарья Сергеевна, или просто Мымра. Но она засобиралась рожать, в чём её, в общем-то, упрекнуть было нельзя, а командир роты уехал на фронт по собственному желанию. Вот так и получилось, что второй курс остался без присмотра вообще.
– Это старший лейтенант. Кажется, был ранен на фронте. Там какая-то мутная история, на
Старший лейтенант - значит, ещё молодой, а с учётом того, что звёздочки на войне летят быстро, ему и двадцати трёх может не быть. Ох, как обрадуется Бондарчук-Барбичук, только и занимающаяся флиртом со всей мужской половиной училища. А Завьялова-то с третьего курса, которая спит со всем, что движется, и вовсе расцветёт. Ну, всяко лучше, чем Мымра.
Валера не пришла, так что огромный и до ужаса пугающий список Тане пришлось писать самой. Но винить подругу, конечно же, было не в чем, и через сорок минут, закончив со всеми заданиями Радугина, Таня отправилась её искать. Валера обернулась, когда Таня вошла в туалет, и крепко обняла её, уткнувшись носом ей в плечо.
– Всё будет хорошо, - тихо прошептала Таня, заправляя выбившуюся из предписанной уставом косички подруги белокурую прядку за ухо.
Она знала, что хорошо не будет. Валера тоже, конечно, не могла не знать этого, но всё равно благодарно вздохнула. Иногда так нужно услышать ложь.
– Идём в общагу, м? Огневая - последняя пара, - предложила Валера, умываясь.
Общагой назывался девятиэтажный дом, стоящий прямо на территории училища. На первых пяти этажах жили девчонки, шестой пустовал и ремонтировался, а выше помещались офицеры с семьями, у которых не было собственных квартир в Петербурге.
Отличалась общага от мальчишечьих казарм только тем, что в казармах пацаны спали по сто человек в одном помещении, а девчонки в общаге - по четыре человека в кубрике. Это и было единственным отличием. У женской половины — вернее, одной десятой училища — на каждом этаже так же, как и у парней, стоял дневальный, убирался наряд, было чисто.
День выдался каким-то унылым и серым, что, в общем-то, для ноября в Петербурге не было необычным, но к вечеру настроение пятого этажа повысилось. Может, в связи с тем, что телевизор окончательно сдох, и даже Мымра, готовая сделать всё, чтобы её подопечные помучились, не смогла заставить его заработать, а может, с тем, что на ужине им удалось обогнать огромную толпу первокурсников, так что в их пустующие желудки этим вечером попали не только засохшие пряники, но овсяная горелая каша и даже жидковатый суп. Часы показывали десять, вечерняя поверка прошла, и Мымра свалила домой. Валера втихаря улизнула к Мише, а Таня сидела на кровати с Машей и Надей, соседками по комнате, уплетая варенье, которое Сомовой прислали родители.
– Да говорю вам, там точно приведение живёт!
– сделав круглые глаза, убеждала Машка.
– Не неси чушь, - резонно заметила Надя, замкомвзвода, самая старшая и разумная из всего курса.
– Да правда же! Ой!
– завопила Машка, капнув вареньем на пижаму.
– Оно ночью там ходит! И диван двигает. И шкаф. Я сама слышала.
– Маша, молчи и ешь, - Таня закатила глаза, всё же чувствуя какую-то нежность по отношению к этой милой вечно растрёпанной и жующей что-то светловолосой девчушке.