Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
— Ну и кто этот…
— Отдайте, — сказала она глухо.
— Послушай сюда, Соловьёва, мне...
Резкое движение, внезапный рывок пальцев, и каким-то невообразимым образом фотография вместе с книгой оказалась в её руках.
— Ты совсем страх потеряла, курсант? — его рёв эхом отдавался в голове, вонзаясь острыми осколками куда-то внутрь. Он поднялся - слишком быстро - и стал каким-то страшно высоким и крепким, и Таня даже, прижимая к груди книгу, чуть голову отвернула и глаза прикрыла - ударит,
— Вы не имеете права, — вдруг тихо произнесла Валера, быстро вставая рядом с Таней и цепляя её руку своей холодной влажной ладонью.
Сердце колотилось бешено, пальцы сами сжимались в кулаки. Глаза открылись как-то сами собой. Пусть только попробует сделать что-то Валере...
— Зубы прорезались? — он льдисто взглянул из-под бровей, всё свое чересчур твёрдое, жесткое лицо наклонив вниз; крылья носа стали шире...
— Товарищ старший лейтенант, вас в штаб вызывают, — тихо пискнула Рита Лармина откуда-то из коридора.
— Не сомневайтесь, я с вами разберусь. Понабрали. Воевать они будут, — выплюнул он и, кажется, посмотрел удовлетворённо, когда Таня невольно поёжилась.
Вздрогнула, когда дверь за Калужным захлопнулась и по комнате прошёл сквозняк. Нервно, на выдохе, фыркнула, скрывая подступившие слёзы обиды. Кретин. Урод. Да не хватит слов, чтобы назвать Калужного тем, кто он есть.
— Ну? — тихо-тихо спросила Валера, не отходя от неё.
— Ничего, — выдохнула она.
— Он не стоит этого, — нервно добавила Надя. — Придурок какой-то, честное слово... Всякие бывали, но этот правда какой-то бешеный...
— Мои последние печенья выкинул, — жалобно прибавила Машка.
Ну конечно, он не стоит. И всё-таки хотелось закрыть глаза и провалиться куда-нибудь.
— Жива? Говорят, что ваш новый старлей сегодня крушил и ломал, — улыбнулся Марк, поймав на перемене Танин локоть. — Всё в порядке? — серьёзней добавил он, ненавязчиво развернув её лицом к себе.
— Да, — кивнула она, вздохнув и опустив веки.. В светлых глазах Марка отразилось добродушное недоверие. Таня откашлялась.
— Да, — повторила она и улыбнулась: вышло уверенней и как-то смешней.
— Даже не думай расстраиваться, — уверенно прошептал он, притянув Таню к себе. — Мы его видели. Уже поняли, что он урод какой-то. Придумаем что-нибудь. Такие, как он, надолго не задерживаются. Сразу видно - карьерист, в тылу решил отсидеться. Мы что-нибудь...
— Не нужно, — выдохнула Таня в плечо Марку, чувствуя тепло и защищённость. Боже, как хорошо просто стоять вот так. — Это... просто идиот. В армии таких полно, сам знаешь.
Они стояли ещё и ещё, даже не замечая времени, благо, перемена была длинной, а на третьем этаже учебного корпуса никого не было. Таня закрыла глаза, чувствуя тёплую руку
— Ну, как говорится, армия — большая семья, но лучше быть сиротой, — усмехнулся Марк.
— Спасибо, — сказала она искренне, отстраняясь и поправляя значки на его форме, которые висели немного криво. Положила руки ему на плечи, чувствуя себя немножко мамой, и вгляделась в светлое, мягкое лицо с тонкими губами и голубыми, совсем светлыми, глазами.
— Тебе подстричься нужно, — заметила она, поправив его соломенные волосы, спадавшие на лоб, и хихикнула: - А то ваш капитан снова тебя налысо побреет, а я не переживу этого ещё раз.
— Идём гулять? — вдруг весело спросил он.
— Конечно, — ответила Таня, улыбаясь. — Сходим наконец-то за шевронами в военторг. И поесть купим - у нас старлей все запасы выкинул... В два на КПП, хорошо?
Он кивнул, и Таня, взглянув на часы и махнув Марку рукой, пошла вниз: перемена заканчивалась, а топография продолжалась.
— Ну, кто мне скажет, что такое аэрофотоснимок? — вещал капитан Логинов с кафедры. Бодарчук, сидящая сзади, тыкнула Таню ручкой и вручила ей сложенную вчетверо бумажку.
— Чего это? — тут же любопытно придвинулась сидящая слева Валера.
Пожав плечами, Таня развернула записку.
Взвод, обращаюсь к вам, ибо нет силушки терпеть измывательства старлея. Пошто издевается, ирод?
Валера прыснула, Таня — тоже. Почерк Машки, крупный, с прыгающими буквами, узнавался без труда.
Предлагаю выяснить, что он вообще здесь делает. Чего он мучает нас, когда все воюют? Почему он не на фронте? Он что, крыса тыловая?
— А она права вообще-то, — улыбнулась Валера. — Правда, здоровый молодой мужик, и что не воюется ему?
Таня только пожала плечами. Всё это только предстояло выяснить. Топография, или тупография, как её называли они с Валерой, наконец закончилась, и взвод в хорошем расположении духа отправился в общежитие. До увольнения оставалось меньше часа.
— Девчонки, здесь такое дело, — рассеянно произнесла Рита с тумбочки. — Сегодня в увольнение идут только Ярных и Корабельникова.
— Что?!
— Да я сама не в курсе, Калужный только что принёс список, — едва не плача, пробормотала Рита.
— Так, ты-то чего нюни распустила? Мы сейчас пойдём с ним поговорим сами, — пылая праведным гневом, решительно произнесла Машка. — Уж он у нас попляшет! Так, кстати, что вы думаете по поводу моей записки?
— Я согласна! Может, он вообще дезертир! — воскликнула обиженно тоненькая и бледная Вика Осипова.
— Да! Нужно выяснить, что он здесь делает.
— Согласна! Только где его найти-то?