Черный легион
Шрифт:
Штубер еще несколько мгновений рассматривал содержимое своего бокала. Ему нужно было время, чтобы достойно стерпеть щедро отвешенную пощечину.
— Разговор представлялся посерьезнее. Хотелось вместе подумать о судьбе моего батальона «Рыцари рейха». Ситуацию на Восточном фронте вы знаете.
— Считаю, что да.
— Следует решить, как лучше использовать его.
— Боитесь, что вашему батальону не найдется места на фронте? — все еще мелко мстил ему Скорцени. Впрочем, как представлялось Штуберу, месть этого
— Если вы считаете, что моих парней лучше всего использовать в качестве окопных вшатников, — тогда проблемы не существует.
— Вы отлично знаете, как я отношусь к диверсионной элите, гауптштурмфюрер, — Скорцени залпом осушил свой бокал и снова наполнил его. — Только суровая реальность войны не позволяет мне спасти от передовой сотни храбрейших, прекрасно обученных коммандос.
— Понимаю…
— Вернемся к этому разговору завтра, Штубер, — прервал его Скорцени, услышав в коридоре шаги Фройнштаг. За то время, которое они провели на вилле, он уже научился отличать ее женско-плацевую походку от походок всех остальных обитателей. — Оставьте нас наедине.
— Разумеется, разумеется, — вежливо извинился Штубер, предусмотрительно забывая бутылку на столе. «Как не вовремя появилась эта Фройнштаг! Какой мог бы получиться разговор!»
57
Фройнштаг была одета по-мужски: в черные брюки и черный свитер. Короткие светло-рыжие волосы уже почти высохли, хотя на щеках еще были видны капельки то ли воды, то ли пота, которые Лилия почему-то не смахивала.
Обойдя Скорцени, она налила себе в бокал вина, даже не поинтересовавшись, чист ли он, одержимо опустошила его и лишь тогда, глядя в окно, сказала:
— Вы были правы, мой штурмбаннфюрер. Эта пигалица не просто жила в Южном Тироле, она и родом оттуда.
— Само по себе это еще не преступление.
— Но она немка. Чистокровная. Юность провела в Швейцарии. В тех же местах, где бродила будущая «папесса».
— Ну уж это скорее достоинство.
— Комментарии ваши слишком неудачны. Не находите? Мне продолжать?
— Сосредоточьтесь на Катарине.
— Ради этого я и пришла. С самой «папессой» Сардони познакомилась уже здесь, в Риме, три года назад, когда пыталась стать монахиней.
— Она — монахиней?
— Вот именно. Правда, «папесса» успела отговорить ее от этого безумия. Сразу же ввергнув в другое.
— Так она все же Мария Сардони?
— Катариной Сардони стала с той поры, когда, оказавшись подругой «папессы», превратилась в осведомительницу. Внедрившись при этом с помощью архитектора Кардьяни и в немецкую разведку.
— То есть Катарина, Мария, или как ее там, — не профессионалка, — задумчиво кивал Скорцени, снова наполняя бокал унтерштурмфюрера. — За профессионалов, Фройнштаг. И слушаю вас дальше.
— «Папесса»
— В каких это краях?
— Южнее Рима. Собираетесь навестить? — вполне серьезно спросила Лилия.
— При случае.
— Может быть, будет лучше, если подробности допроса я изложу письменно.
— Бумаги подождут, Фройнштаг, — поморщился Скорцени, — бумаги подождут. Где она сейчас?
— Там, в ванной, у бассейна
— Считаете, что рассказала все, что могла?
— Я привыкла отрабатывать материал настолько, что сомневаться не приходится. Остается только решить, где ее… В общем-то можно и здесь, на вилле. Но не хотелось бы омрачать наше пребывание.
— Вы, Фройнштаг, готовы взять это на себя?
— Если последует приказ, господин штурмбаннфюрер.
— Мужественный вы солдат, Фройнштаг.
— Расстрел — не повод для комплиментов.
Скорцени задумчиво пожевал нижнюю губу. Фройнштаг и в этот раз права. Только сейчас он понял, что не готов работать с Фройнштаг. На всем их сотрудничестве остается налет личных отношений.
— Прикажете завезти ее километров за десять отсюда?
Глядя в свой недопитый бокал, Скорцени задумчиво повертел головой.
— Не торопитесь. Сейчас мы решим это. На костер и распятие еще никто не опаздывал. Кардьяни уже появился?
— Он в Риме.
— Мы забыли, что существует еще и Кардьяни. Гостеприимный хозяин виллы, которому не хотелось привлекать внимание местной полиции.
— Он и так уже привлек его.
— Мария все еще у бассейна?
— Хотите спуститься к ней? — подалась Фройнштаг вслед за Скорцени.
— Почему бы и нет?
— Вам не следует делать этого, штурмбаннфюрер, — вновь догнала его Лилия, теперь уже в коридоре, у лестницы. — Не ходите туда.
— Опасаетесь за «нетоварный» вид Марии-Катарины?
— За ваши нервы. Нет смысла спускаться туда. От вас требуется только приказ.
— Мне лучше знать, что от меня требуется, Фройнштаг, — как можно нежнее проговорил Скорцени, озаряя Лилию своей «улыбкой Квазимодо на лице камикадзе». — Оставайтесь здесь.
58
Спустившись на Первый этаж, Скорцени строго приказал часовому не пропускать Фройнштаг в подвал. Идя вслед за штурмбаннфюрером, Лилия слышала его слова и нарушить приказ не осмелилась.
Катарина — по привычке Скорцени так и продолжал называть ее — совершенно нагая сидела у самой кромки бассейна, прислонившись плечом к кожаному лежаку. Казалось, она была в состоянии полнейшей прострации.
Наклонившись, Скорцени поднял двумя пальцами подбородок девушки и отшатнулся. Катарину трудно было узнать: царапины, кровоподтеки, синюшная опухоль вместо красиво отточенного подбородка…