Черный Лотос
Шрифт:
– Хорош же тот лекарь, который забавляется муками больного, – поддел Кумасиро. Однако как ни омерзительны были ему извращенные пристрастия Мивы, он и сам знал не понаслышке о бодрящем действии насилия и разврата.
Экстаз от первого убийства быстро развеялся, и, поняв, что волшебная дверца снова закрылась, Кумасиро дал зарок испытать его снова. Он и его шайка, состоящая из таких же вассалов Токугавы, рыскала по Эдо, нападая на крестьян и враждебно настроенных самураев. В двадцать лет, совершив еще три убийства, Кумасиро получил взыскание от судьи. Тем не менее его жажда не исчезла.
Однажды ночью банда Кумасиро решила
– Что это? – спросила она, сжимая его вялый член. – Дохлый уж? – Заметив неприязненное отношение к ней, она задумала уязвить его скабрезными шутками. – А что, твой меч такой же тупой?
В ответ на оскорбление Кумасиро ударил шлюху наотмашь по лицу. Та взвыла. Дверца внутри Кумасиро распахнулась: возбуждение и острота чувств снова потрясли его. Он принялся избивать женщину. Та сопротивлялась, но ему удалось подмять ее под себя и овладеть ею. С каждым толчком он сжимал горло жертвы все сильнее и сильнее, а в миг кульминации лишил ее жизни и взревел в исступлении, поглотив ее дух.
Воспоминание еще стояло у него перед глазами, когда он вернулся к своей нынешней жертве – Истинному Благочестию.
– Готов признать свое предательство или хочешь еще помучиться?
У бледного как смерть, стонущего от боли монаха как будто не осталось сил сопротивляться, но он все же выдохнул:
– Госпоже Рэйко я ничего не сказал.
– Злая сила засела в нем крепче, чем в его сестре, – сказал доктор Мива. Ясуэ хватило и легкой пытки, чтобы сознаться, что план их побега разработал брат. – Придется прибегнуть к более действенным средствам.
Мива позвал помощниц – двух молодых монахинь, которые развязали монаха и уложили в ванну, стоящую на углях. Пока монахини зажигали в жаровне огонь, Мива не сводил с них алчущего взгляда. Кумасиро втайне пожелал, чтобы всех женщин изгнали из храма. Горький опыт научил его видеть в них корень всех бед.
За пять лет, прошедших с убийства в борделе, он задушил еще трех проституток, после чего судья вынес ему обвинение как убийце-рецидивисту. Сидя в тюрьме в ожидании суда, Кумасиро уверовал, что смерть женщин возмутила бакуфу больше остальных. "Если бы не женщины, смертного приговора можно было избежать", – подумалось ему тогда. Впоследствии порядки Черного Лотоса окончательно утвердили его в мысли о вреде женщин и блуда. Кумасиро ненавидел настоятельницу Дзюнкецу-ин, которая перебывала в постели у всей сектантской верхушки, чем вызвала множество распрей и осложнила его труд по поддержанию дисциплины. Остальные бесстыдства настоятельницы раздражали Кумасиро не меньше – ему надоело вечно их покрывать. К тому же ее заигрывание с покровителями тоже мешало делу. Кумасиро подумал о полицейском Ояме, и в нем закипела ненависть.
Единственная польза, которую принес им Ояма, заключалась в уничтожении доносов на секту и его приказах, согласно которым младшие полицейские чины держались подальше от Черного Лотоса. Однако эта польза сводилась к нулю дурными наклонностями Оямы, которые принесли множество бед храму, и не только. Совсем недавно, на днях, Кумасиро подкараулил его возле домика, избранного Оямой местом своих порочных свиданий.
Он велел полицейскому
Монах лежал в ванне по шею в воде, над которой по мере нагрева начал клубиться пар.
Его запавшие глаза выражали душевную муку и ужас перед пыткой. Распухшими, с запекшейся кровью губами он бормотал:
– Умоляю, помогите, выпустите меня отсюда...
– От жара его дух очистится, – просипел доктор Мива с едва скрываемым вожделением.
Кумасиро обратился к монаху:
– Не сознаешься – сварим заживо. – Он распалился не меньше Мивы, чувствуя, как магическая дверца приотворилась. – В последний раз спрашиваю: что ты рассказал госпоже Рэйко?
От воды повалил густой пар. По мере нагрева Истинное Благочестие извивался и выл, его кожа стала пунцовой. Но вот он рванулся из ванны, ушел с головой под воду и вынырнул, хватая ртом воздух.
– Хорошо, я сознаюсь! – вскричал он навзрыд. – Я рассказал про подземные туннели, про обработку послушников и про свою убитую сестру!
Выходило серьезнее некуда. Бонза начал опасаться, что госпожа Рэйко будет и дальше встревать в дела секты и, хуже того, привлечет на свою сторону мужа. Придется ему, Кумасиро, заняться женой следователя вплотную.
– Я ведь все рассказал, пощадите! – умолял пленник.
– Помогло лекарство, – отозвался довольный Мива. – Можно его вынимать.
– Обещаю, что никогда больше не заговорю с чужаком! – обрадованно всхлипывал монах.
– Не спеши, – сказал Кумасиро Миве. – Он не оправдал нашего доверия. Подбавьте-ка жару.
Видя, как помощницы Мивы отправились исполнять указание, Истинное Благочестие закричал:
– Нет! Стойте! Не надо!
Но Кумасиро был неумолим. Он был призван защищать интересы Черного Лотоса, с которым отождествил себя с первого дня в храме.
Сначала, когда его клан условился с бакуфу сохранить ему жизнь, принудив постричься в монахи, Кумасиро переживал бессильную ярость. Святошески мирный уклад казался ему хуже пытки, но смерти он хотел еще меньше, а потому отправился в монастырь Черного Лотоса, выбрав его наобум. Вскоре по приезде первосвященник Анраку вызвал Кумасиро для личной беседы.
Он сидел на возвышении в комнате без окон, украшенной золотыми статуями Будды и резными цветами лотоса, освещенной лишь тусклым пламенем свеч и курильниц, чадящих так сильно, что Кумасиро едва видел собеседника. Анраку произнес зычным голосом:
– Знаешь ли, о доблестный самурай, зачем ты здесь?
– Иначе меня ждала бы казнь. – Кумасиро опустился на колени, досадуя на въедливый дым и высокопарный тон.
Сумрачная фигура Анраку разразилась гулким смехом.
– Настоящая причина не в этом. На то была моя воля, чтобы ты попал в Черный Лотос и стая моим учеником.
От дыма мысли Кумасиро спутались, а гипнотический голос Анраку усыпил его здравый смысл.
– Почему именно я? – спросил Кумасиро, заинтересовавшись против ожидания.