Черный Лотос
Шрифт:
сломит меч палача.
Сутра Черного Лотоса
– Итак, слушание по делу Хару объявляется открытым, – провозгласил судья Уэда.
Он восседал на помосте в зале дворца правосудия – внушительном помещении с зарешеченными окнами в деревянных стенах, освещаемых фонарями. По правую руку от судьи сидел Сано, а рядом с ними – два секретаря; все в черных церемониальных одеяниях.
– Подсудимая обвиняется в четырех преступлениях: поджоге и убийствах главного начальника полиции Оямы, крестьянки по имени
Секретари задвигали кистями, записывая его слова. Сано держался невозмутимо, стараясь не выдать тревоги. Целый день он готовился к этому суду, а сейчас, когда за окнами сгустились сумерки, рассчитывал на признание и новые факты, которые убедят сёгуна одобрить спасательный рейд в храм Черного Лотоса. Однако предугадать, насколько удачно все пройдет, было невозможно.
Слушатели размещались рядами на полу. В окружении чиновников Токугавы, сидящих в стороне от гражданских "отцов города", Сано увидел Хирату. В нем чувствовалось напряжение от тревоги за Мидори.
– Введите обвиняемую, – обратился судья к стражникам, стоявшим в дальнем конце зала.
Те открыли резную тяжелую дверь, и в зал вошла Хару в сопровождении конвоиров. Ее руки были стянуты веревками, а ноги закованы в тяжелые кандалы с толстой цепью. Одета она была в серое муслиновое кимоно и соломенные сандалии, волосы перевязаны тесьмой. Сано едва узнал ее – синяки под глазами побагровели, нос и губы в корке запекшейся крови распухли. Ведомая к судейскому помосту, она с трудом переставляла ноги, как если бы каждый шаг причинял ей боль.
Среди зрителей пробежал ропот. Судья Уэда сохранял невозмутимость, но Сано знал, что, как любящий отец, он не может безучастно смотреть на измученную девушку. Сам вид ее взывал к снисхождению даже у того, кому предстояло ее осудить.
Конвоиры поставили Хару на колени на циновку посреди так называемого сирасу – участка пола напротив помоста, посыпанного белым песком – символом правды. Хару низко поклонилась. Глядя на ее согбенную спину, Сано сам почти проникся жалостью.
– Посмотри на меня! – приказал ей Уэда.
Хару подняла голову.
– Сознаешь ли ты, что этот суд определит твою вину или невиновность в поджоге и тройном убийстве, за которые тебя арестовали? – спросил Уэда.
– Да, господин, – ответила Хару едва слышно; толпа подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова.
– Сначала будут изложены картина происшествия и обвинение, которые зачитает главный следователь его превосходительства сёгуна, – объявил судья Уэда. – Затем подсудимая сможет высказаться в свою защиту, после чего я вынесу решение. Приступайте. – Он кивнул Сано.
– Благодарю, господин судья.
Сано стал описывать пожар в храме Черного Лотоса, рассказал, как жертвы встретили свою смерть, как пожарный отряд обнаружил факел, кувшин
– Обвиняемая утверждала, что лишилась памяти и не помнит, как очутилась на месте преступления. Она настаивала на своей непричастности и неспособности причинить зло. Следствие доказало, однако, что Хару не только лгала, но уже уличалась в поджоге с человеческими жертвами задолго до нынешнего преступления.
Хару сидела, смиренно потупившись, словно мученица в ожидании расправы. Сано был рад, что Рэйко осталась дома. Они не виделись с самого утра, когда открылось исчезновение Мидори. О суде Сано умолчал – не хотел, чтобы она и тут ему помешала. Далее он упомянул о возможной роли Хару в смерти мужа, привел показания Дзюнкецу-ин и доктора Мивы о ее поведении в приюте, рассказал, как две девочки видели Хару у хижины в ночь накануне трагедии.
– Таким образом, – подытожил Сано, – подсудимая была наделена как порочным умом, так и возможностью совершить преступление.
Он, впрочем, боялся, что его доводы ослабит отсутствие непосредственных свидетелей. Судья Уэда знал, что сёгун запретил Сано общаться с членами секты, но при малейших сомнениях в честности свидетелей или в точности записи показаний вина Хару могла быть оспорена.
– Теперь я покажу, что у подсудимой имелись причины для убийства, – сказал Сано. – В ходе следствия Хару призналась, что начальник Ояма однажды склонил ее к соитию. Есть свидетельство, согласно которому Хару ненавидела начальника за нанесенное ей оскорбление. Прошу выйти Ояму Дзинсая.
Юный самурай поднялся, подошел к помосту и сел, отвесив поклон. Отвечая на вопросы Сано, Дзинсай описал, как его отец использовал послушниц из храма Черного Лотоса и как, представляя ему Хару, получил плевок под ноги.
– Я утверждаю, что в ночь перед убийством начальник полиции повторно изнасиловал обвиняемую, и та в порыве мести убила его, – заключил Сано. – Пожар в хижине, таким образом, должен был скрыть обстоятельства его смерти.
В этот миг створка двери отодвинулась и в зал проскользнула Рэйко. Увидев ее, Сано замер в растерянности. Когда же она села в задних рядах и устремила на него твердый взгляд, ему и вовсе стало не по себе.
– Господин судья, я настаиваю, чтобы Хару признали виновной, – сказал Сано, стараясь не думать, что еще может выкинуть Рэйко.
– Ваше мнение непременно будет учтено, – сказал Уэда.
Сано знал слабость своей версии, которую судья точно не пропустит. Хару почти ничего не связывало с двумя другими жертвами, а поскольку убийства составляли очевидную серию, она либо виновна во всех трех... либо невиновна вовсе. Любой стремящийся утвердить правосудие судья всегда потребует веских доказательств, прежде чем вынести приговор.