Черный пес Элчестера
Шрифт:
Смеясь, они носились друг за другом: она - стройная черная тень, он - гибкий и стремительный в коротком, изящном охотничьем полушубке. Набегавшись, стоять рядом... Он снимал с девушки рукавички, отогревал руки своим дыханием, целовал...
Раны его почти зажили, и Милица разрешила ему уходить с луком в лес, и даже в самые плохие дни Фрэнсис приносил в дом хоть двух зайцев, а нередко удавалось подстрелить и оленя - и тогда мяса хватало надолго...
Они часто бродили по окрестным скалам, он - в поисках дичи, она - собирая чагу и коренья для настоев и заварки. Они не могли
Это был их молчаливый заговор, безмолвное согласье жить вместе, немое признание в любви.
Им доставляло радость кататься верхом, и Фрэнки так приятно было обнимать свою милую, прижимая ее к себе, а ей - положить голову на его плечо, слушая неспешную рысь коня... Ехать так, бросив поводья, куда глаза глядят...и вот однажды Уголек вынес их на торную тропу, уводившую на перевалы - и дальше, через альпийские долины, во Францию.
Оба, замерев, затаив дыхание, смотрели на этот гладкий путь, представший их глазам, и каждый боялся услышать из уст другого - непоправимое.
А потом Милица посмотрела на своего любимого и попросила:
– Поедем домой,мой милый, пожалуйста, я устала...
И Фрэнсис посмотрел на нее в ответ, и в глазах его вспыхнула радость.
– Домой?Разумеется, родная. У меня далеко идущие планы на этот вечер! Едем, наш домскучает без нас.
И рыцарь развернул коня под смех Милицы. Они оставляли позади дорогу во Францию, к парижским ведьмам, к морю, к Элчестеру, а вместе с ней - все свои прежние планы, стремления и цели. Зачем вся эта мишура, если у них есть дом?..
И в сердце обоих родилась надежда на взаимность...
Тем же вечером, сидя перед огнем очага рядом с любимой, Фрэнсис снял со своей руки перстень с рубином и безмолвно надел на ее руку. Решение в его глазах было таким окончательным,что Милица, тоже не проронив ни слова в ответ, протянула ему свое тонкое темное колечко, вырезанное из рябины. Оно не налезало юноше даже на мизинец, и лорд, поцеловав кольцо, повесил на тонкой золотой цепочке на шею и заправил за ворот.
А потом вытянулся на шкуре, закинув руки за голову, и молча смотрел на свою суженую, и по его лицу скользили теплые блики пламени.
– Ты сделал мне очень дорогой подарок, - наконец неуверенно произнесла Мили, нарушив молчание.
– Бесспорно.
– Я... Мой подарок...эта самоделка...она ничего не стоит...я ничего не могу тебе подарить равноценного...
– Одно кольцо стоит другого, - отрезал граф.
– Ах, вот как?
– А тебе никто никогда этого не говорил?
– рассмеялся Фрэнсис, притягивая ее к себе.
– Ну-ка, ну-ка, признавайся! Никто и никогда? Ах ты, моя лгунишка! Знаешь, что я сделаю с тобой, врунья?.. Ах ты, наивность святая, перестань на меня глядеть такими невинными
Мили взвизгнула, когда он принялся щекотать ее, и отчаянно пыталась защищаться. От воплей "Фрэнки, прекрати!" звенело в ушах, но Фрэнки прекратил только тогда, когда девушка запросила пощады, клятвенно обещая больше никогда не выпрашивать объяснений тому, что объяснений не требует...
Переведя дыхание, они снова долго сидели, обнявшись, молча глядя на огонь.
– Фрэнсис, научи меня грамоте, - вдруг попросила Милица.
С тех пор у них появилось еще одно любимое занятие.
Юноша, насыпав крупы на черную столешницу, пальцем выписывал на ней буквы и цифры: поскольку ни чернил, ни бумаги здесь не нашлось, разумеется - и Мили старательно выводила под его диктовку слова и примеры.
А еще он читал ей на память стихи известных менестрелей и пел песни, жалея только об одном: что у него нет лютни. Рассказывал самые прекрасные легенды, какие только мог вспомнить, и самые известные: о Тристане и Изольде, о Ланселоте и Гвиневере, о святом Граале, драконах и злых феях, об эльфах и гномах... И Милисента слушала, затаив дыхание, порой вздыхая.
– Ты - настоящий рыцарь, - сказала она однажды, - а из меня никогда не получится леди... Если только лет через пятьсот!
– Вряд ли мы проживем так долго, - весело хмыкнул граф.
– Да и не нужна мне никакая леди, мне нужна моя прекрасная ведьма!
– А ты бы хотел прожить пятьсот лет?
– вдруг спросила Милица.
– Ну, что это за разговор? Хотел бы или нет? Я же не проживу.
– Не будь занудой!
– фыркнула девушка.
– Скажи...
– Я не понимаю, зачем мне эти пятьсот лет. Если мне хорошо сейчас. А там...ведь еще неизвестно, как там все будет... Как изменится мир.
– А я бы хотела посмотреть, - мечтательно протянула Милица, глядя в потолок.
– На мир, на людей... Если не стареть, было бы так интересно! А потом еще пятьсот...и еще...
– Мили, - рассмеялся Фрэнсис, - прости, ты мне напомнила одну смешную притчу. Приходит скупой ростовщик к алхимику и говорит: "А не дадите ли вы мне средство от жадности? Да побольше, побольше!"
Милица звонко расхохоталась, запрокидывая голову.
– И что же, ему дали это средство?..
– А вот не знаю! Наверное, он съел его слишком много и отравился!..
– Ух, какой ты невозможный зануда! Вечно сидишь и нудишь, и нудишь, и нудишь! Какой старенький дедушка, двадцати одного года!
– смеясь, девушка набросилась на своего любимого, и отщекотала за весь тот "разговор" о кольце...
...Мили никогда не забывала напомнить юноше, когда кончалось действие той травы, что позволяла им столь бездумно предаваться своей страсти. Не забывала сварить новое снадобье и отдать Фрэнсису. В последний раз, он помнил, это произошло в четвертую неделю октября.
Летели дни, ноябрь вычистил землю морозами, как юный паж горницу - перед приходом возлюбленной королевы, и уже расстилал белую дорожку поземки ей под ноги. И она шла навстречу, чистая и холодная, в ослепительном убранстве - и все замирало при ее приближении...