Черный плащ немецкого господина
Шрифт:
— Можешь тише говорить? Народ смотрит, — хмуро перебил ее Павел.
На них и в самом деле начали оглядываться другие пассажиры.
Элеонора на мгновение замолчала, а потом продолжила тусклым невыразительным голосом.
— Да она была той самой первой умницей, что легла в мою постель с моим мужем. Она много советов ему надавала… как избавиться от того или этого конкурента, как сделать так, чтобы остаться единственным директором…
— Да ты сама вешаешься на мужиков, как последняя шлюха! — не сдержал возмущения Павел.
— Я такая, какая я есть, и не скрываю этого, в отличие от нее и многих других, —
— Да ты ей просто завидуешь! — вырвалось у него.
— И чему же мне завидовать? — насмешливо спросила Элеонора, глядя на него чуть ли не с жалостью. — Тому, что ее муж бросил, узнав, какими делишками она занимается? Или тому, что она так ловко управляет своим борделем? Да я лучше всю жизнь проживу в однокомнатной квартирке, сама себе стирая и готовя, чем стану такой, как она!
— Каким борделем? Что ты несешь? — оторопел Павел.
— То, что слышишь, — хмуро произнесла Элеонора, отворачиваясь. — Торговля ее, не спорю, приносит хорошие деньги, только все эти ее бутики — только ширма. Там главный доход другой — девочки.
— Какие девочки? — Внутри него все похолодело.
— Ты, что, и об этом ничего не знал? — в свою очередь поразилась Элеонора. — Не знал, какие она всем этим начальничкам и топ-менеджерам праздники устраивала? Да об это же весь город знает. Шоп-туры с секс-сопровождением. Видел ее продавщиц? Так, вот, когда эти покупатели, она их, между прочим, «кошельками» называет, уставали от своих трудов, и от своих жен тоже, она предлагала им прокатиться. Проехаться, по парижским, итальянским или еще каким-то там, магазинам, и прикупить себе что-нибудь новенькое, эксклюзивное. Они заглядывали к ней, только не тряпки рассматривали, а выбирали сопровождающих девочек «переводчиц-консультанток», а потом уж летели в Париж, в Ниццу, в Рим, к черту на рога, на пару-тройку дней. Естественно, женам и детям привозили подарки. Не знал? В последнее время стали особенно популярны «групповые туры» — две, а то и три девицы на один «кошелек». На сколько у «кошелька» сил и денег хватает… Самый дорогой — тур втроем.
Он смотрел на Элеонору, не в силах сдвинуться с места. Просто оцепенел. Сидел и слушал, вместо того, чтобы отметелить эту толстую бабу с ее мерзким языком. А может быть, даже убить за то, что она своими словами разрушала все то, над чем он так трудился в последнее время, все то, удивительное, что так его радовало, что придавало жизни смысл.
— Сама она в койки, конечно, не лезла. Возраст не тот, — насмешливо обронила Элеонора. — Да и кому нужны ее кости? Находила девочек, чаще всего, с иняза. Чтобы языки знали…
— Замолчи, — попросил он. — Ничего мне больше не говори. Ни слова.
Из него словно вынули душу.
Майя — сутенерша и сводница. Неверский расчетливый бандит. Этого не может быть. Просто не может быть. Может, прозвучал у него в голове чей-то чужой голос. Но если это так, то нельзя возвращаться. Никак нельзя. А что делать?
Нужно сосредоточиться. Может быть, не все правда в словах Элеоноры. Но то, что Неверский арестован, в это он уже почти поверил, да, это, несомненно, правда. Иначе он обязательно до него дозвонился. Даже если остальное игра Элеонориного воображения, чем Павел сможет помочь Неверскому, прилетев в родной город? Сесть
Он взглянул на табло. До отлета оставалось около часа. Народ подтягивался к двери, которая вела к посадочному рукаву, соединяющему здание с самолетом. Вот-вот начнется посадка. На информационном табло номер его рейса уже занимал первую линию. И он запаниковал.
Элеонора тоже посмотрела на экран.
— Мало времени, — тихо сказала она. — Решай, ты летишь этим рейсом или со мною? Если в Лондон, то нужно успеть купить билет.
— Я схожу в туалет, — неожиданно произнес он. — Подожди меня здесь. Я быстро. Когда вернусь, скажу, что решил.
— Понятно, — она опустила голову.
Удивительно, но на мгновение Павлу стало ее жаль. Может быть, среди всех людей, окружавших его в последнее время, одна Элеонора и оказалась настоящим другом. Специально, ради него, прилетела в Германию. Если только все, о чем она рассказала, правда, а не плод больного воображения.
— Я действительно сейчас приду, — повторил он.
Придет, придет, куда ему деваться? Но ему просто необходимо на несколько минут остаться одному.
— Вот, вещи оставляю. — Он кивнул на сумку, стоящую около него на скамейке. Потом снял и положил сверху еще и плащ — стало жарко. — И за плащом присмотри.
Ему, действительно, захотелось в туалет. Но еще сильнее — услышать голос Майи. Поискал глазами указатели, и ринулся в нужную сторону с такой быстротой, что даже устыдиться своей поспешности не успел. Словно чья-то рука внезапно поволокла его в противоположный от посадочных ворот конец. Почти влетел в сияющую белизной кафеля, никелем кранов и фарфоровыми раковинами туалетную комнату.
Гудок следовал за гудком. Она же видит, кто звонит, почему не отзывается? Майя, Майя, взмолился он, отзовись! Пусть Неверского посадили, но ты-то на свободе! И она, наконец, отозвалась.
— Павел? Извини, была в ванной, не сразу услышала звонок.
Мысли его заметались, как ночные бабочки перед горящим фонарем.
— Алло? Павел?
— Я… — начал он и замолчал, не зная, с чего начать.
— Что-то случилось? — встревожилась Майя. — Ты где сейчас?
Случилось. Он откашлялся.
— Я в аэропорту. И здесь Элеонора, к детям летит, остановку сделала в Германии… по пути. Она кое-что мне рассказала.
Он сделал нажим на «кое-что».
Все, что он хотел отчаянно знать, насколько это правда, то, о чем говорила Элеонора.
— И что же она тебе рассказала такого, что нет мочи дождаться, пока прилетишь? — ничуть не встревожившись, насмешливо поинтересовалась Майя. — Впрочем, и так нетрудно догадаться, что наплела обо мне всяких небылиц. — Она вздохнула. — Все та же старая история. Хочется взять реванш. Зависть, дорогой, страшная вещь.
Он вкратце изложил суть разговора. Разумеется, он не стал говорить о Неверском — с этим хотелось сначала самому разобраться. Только то, что касалось «борделя». Майя не потеряла самообладания. Только удивилась, что он мог такому поверить.