Черный PR (сборник)
Шрифт:
– Да ты чего, Шурик? Чего? Я те побожиться могу…, – загнусил тот, но ребята видели, что глаза его округлились и побелели. Шурик проворно вытащил у него из-за пазухи еще горсть таких же смятых бумажек.
– А это что, сволочь? – рычал Шурик и тыкал несчастного носом в разбросанные по столу деньги, как нашкодившего кота.
– Шурик, успокойся, – попытался остановить его третий.
– Ша! – гаркнул тот, распалившись. – Или ты, гнида, тоже туда же?!
– Что ж ты напарников гнидами называешь? Не по-товарищески это…, – огрызнулся третий и выбил стул из-под Шурика. Шурик ловко отпрыгнул в сторону,
– А перышка моего попробовать не желаеш-шь?
В этот момент простуженный дико завопил, с грохотом опрокинул стол, свеча погасла… Что было дальше, ребята не узнали – схватив друг друга за руки, они бросились бежать подальше от страшного места. Они неслись по лощине, не разбирая дороги. Ноги попадали в крапиву, ветки деревьев хлестали по лицу, но они ничего не замечали, мечтая об одном – скорее оказаться дома. Лощина вывела их к реке, а от реки уже рукой подать до деревни. Уже видны огни в домах, уже слышен собачий лай…
– Ну, вот, мы, кажется, и дома… – прерывающимся от быстрого бега голосом сказал Аркаша.
– Аркаш, а ты узнал этого?
– Конечно, узнал! Это же дядька Сашка, который скотником к нам устроился. Еще про него говорили, что он в тюрьме за убийство отсидел.
– Да, это он… Страх-то какой, да?
– Да…
– А привидений-то, получается, нет.
– Получается, нет.
– Аркаш, ты на речку завтра пойдешь?
– А то!
– Зайдешь за мной?
– Зайду.
Ребята разошлись по домам. Мать встретила Аркашу неприветливо:
– Что, нагулялся?
– Нагулялся.
– Шляешься где-то целыми днями, по дому не помогаешь… Вот погоди, школа-то начнется, прищучу тебя… Голодный поди?
– Ага…
– Ага… Садись, ешь.
На ужин мать приготовила любимое блюдо Аркаши – жареное сало. Аппетитные поджаристые кусочки шипели в пузырьках кипящего жира. С теплым хлебом и парным молоком – просто объеденье! Аркаша не забывал бросить кусочек повкуснее коту Ваське, который сидел у его ног и щурил желтые глаза.
… Ночью Аркаше снились кошмары: будто бы он попал в тот самый страшный дом, и дядя Саша крадется к нему с ножом, скалясь в нехорошей улыбке, а глаза у него выпученные, неподвижные, белые… И вдруг появляется мать, и он, Аркаша, прячется за нее и кричит: «Мама, спаси! Я боюсь!» А мама отвечает: «Что ж ты боишься? Это же дядя Саша – наш новый скотник». И когда мать смотрит на него, дядя Саша умильно улыбается и прячет нож за спину, а когда она отворачивается, чтобы успокоить Аркашу, дядя Саша корчит зловещие гримасы и украдкой вытаскивает нож из-за спины… Мальчик проснулся, дыша тяжело и часто. Луна заглядывала в окно, заунывно трещал сверчок, тоскливо кричала какая-то ночная птица. Аркаша вскочил и побежал в комнату, где спала мать.
– Мама! – он принялся трясти ее.
– Ты чего? – спросила она сонным голосом.
– Мама, давай закроем ставни!
– Еще чего придумал – дома душно. Спи давай!
– Мам, я тебе говорю – закрой ставни! Возле деревни бродят нехорошие люди.
– Не выдумывай – иди спать… Такой большой, а боится с открытыми окнами спать…
Аркаша поплелся к себе. Он долго лежал, прислушиваясь к ночным звукам. Несколько раз ему казалось, что кто-то крадется под самыми окнами. Он зажмуривал
Глава 2
А в восемь часов утра Аркаша и Дима уже бодро шагали по песчаной улочке деревни Камыши, вдоль заборов, за которыми виднелись дома: у кого добротные, кирпичные, с высокими свежевыкрашенными крышами, у кого – бревенчатые, с подслеповатыми окошками, с покосившимися кровлями. На заборах важно восседали коты и лениво провожали приятелей равнодушным взглядом, из-за заборов вслед им несся заливистый лай собак. Камышинцы уже проснулись и занимались своими делами – кто нес с колонки ведра или бидоны с водой, кто хлопотал во дворе. Но вот заборы кончились, улочка стала уже, превратилась в песчаную дорожку, змеившуюся в траве, резко пошла под уклон, а там до речки рукой подать: надо только лесок пройти.
Аркаша и Дима с разбегу бросились в прозрачную воду реки Камышинки, где на самом глубоком месте едва с головой скрывало. Они прыгали с деревянного горбатого мостика и вниз головой, и солдатиком, и кувырком, словом, резвились от души.
Наплававшись вдоволь, выбирались на берег, зарывались в теплый, ласковый песок, наблюдали, как на мелководье мальки резвятся в прогретой солнцем воде. И, конечно, разговоров только и было, что о вчерашнем.
– Вот тебе и дядька Сашка! – в который раз повторял Дима.
– Да уж, настоящий мафиоз! – подхватывал Аркаша. – Содержит разбойничий притон! Занимается разными темными делишками! Страшный человек… Как ты думаешь – он вчера замочил кого-нибудь?
– Вряд ли… Мы бы про это узнали.
– Как? Милиция прямо тебе докладывать побежит? И потом, он мог труп прям там где-нибудь спрятать.
– Жуть!
Но вот жара начала понемногу спадать, тени от деревьев так удлинились, что накрыли синей прохладой и белый песчаный пляж, и речку. Вода перестала блестеть и сверкать на солнце, песок стал быстро остывать. Вдали замычали коровы – первый признак, что возвращается стадо. Дима поскучнел, притих и уже не отзывался на призывы приятеля поиграть.
– Димка, ну, давай, кто дольше под водой без воздуха просидит!
– Не… Неохота. Надоело уже. Пошли домой!
– Ну, последний раз! Ведь так весело было!
– Пошли домой, уже есть охота.
– У меня еще один бутерброд остался. Будешь?
– Не… Мамка щас корову доить будет, молока парного охота. Да и вообще… Аркаш, мы же сюда завтра еще придем.
– Так то завтра…
Дима решительно поднялся, оделся и медленно побрел в сторону деревни. Аркаше ничего не оставалось, как последовать его примеру.
Проводив друга до дома, Аркаша побежал домой. Войдя в сени, он услышал доносящиеся из комнаты пьяные голоса и развязный женский смех. Мальчик понял, что у матери гости. Морщась, он проскользнул на кухню. Котик Васька встретил его радостным мяуканьем, потерся теплой мордочкой об ноги. А затем сел около своей пустой миски, выжидательно и укоризненно глядя на маленького хозяина, словно хотел сказать: «Эх вы, люди, завели живность, а не кормите…» Аркаша заглянул в кастрюльку – пусто, приподнял крышку на сковородке – к ее дну прилипли два ломтика жареной картошки. Открыл холодильник – ничего.