Черный престол
Шрифт:
На дворе уселся на бревно, сапожки сафьяновые снял, связав, на плечо повесил, да так и пошел босиком, по лопухам-зарослям, по траве щекотной, по улице пыльной. В шалаше, за Подолом, и жил летом отрок, зимой — как придется. Всю ночь дождище лил-поливал, шалаш насквозь вымочив, потому и не выспался отрок, пришел с утра на Зверинов двор — зевал.
С тех пор так и ехали — впереди Порубор на жеребце кауром, за ним остальные.
Первое капище оказалось не столь уж далеко, в лощине, у холма, а с холма того — особливо если забраться на деревину — весь Киев-град как на ладони виден.
Другое капище и того хуже оказалось — запущено донельзя, заросло всё травою, бузиною да лопухами. Из того лопуха ежели сок сварить — сладко будет. Порубор украдкой на лопухи посмотрел, облизнулся, заодно взгрустнул, матушку вспомнив, — частенько та такой сок варила, сыночка баловала.
Нет, и это капище — не то.
— Ну, одни дальние остались, — в очередной раз выйдя из-за кустов, пожал плечами отрок. — А самое дальнее — в урочище на порубежье древлянском, — там у реки раньше наша деревня стояла, покуда не сожгли. Места дикие. Помнится, с год назад, а то и поболе, прямо с капища на лед человек выскочил — молодой парень, всклокоченный, глаза дикие, вот такие! — Порубор сложил окружьем пальцы. — С неделю в себя приходил, отлеживался. Потом, поблагодарив, ушел.
— Ничего про себя не рассказывал парень-то?
— Ничего, — пожал плечами отрок. — А может, и рассказывал кому, да только я не слыхал. А имя его запомнил — Найден с Ильменя-озера.
— Найден?! С Ильменя-озера?!
Хельги с Ирландцем подскочили к Порубору, затрясли за плечи, давай, мол, веди скорее, урочище то показывай.
— Да покажу я, покажу, — испугался их энергии отрок. — Не трясите только.
— Не будем. Что, пучит живот-то?
— Да поменьше уже. Эх, сейчас бы черники сушеной... Ладно, я тут уже пожевал корешков. Поехали, что ли?
Быстро собравшись, поскакали. Снова потянулись вдоль дороги луга, поляны да рощи, потом лугов да полян стало поменьше, всё больше высились по сторонам деревья — елки, осины, сосны, да и дорога заметно сузилась, не дорога уже была — тропинка.
— Ой, остановитесь, — снова согнулся в седле Порубор. — Опять приспичило.
Спрыгнул с лошади — да в кусты, забыл уж давно и про стесненье свое — куда уж тут стесняться, коли так живот пучит, что не ровен час, и...
Отрок развязал порты, присел... И вскрикнул — прямо в глаза ему из кустов жимолости и лопухов смотрели недвижные глаза окровавленного трупа!
Порубор забыл и порты подтянуть. Так и выскочил с криком:
— Сюда, сюда!
— Да что случилось-то?
Хельги и остальные спешились, подошли к кустам. Труп отрока, по виду чуть старше Порубора, лежал под кустами в нелепой позе — видно было, что его не так давно сбросили сюда с тропы. Еще и зверье не совсем объело. Вокруг еле заметно витал сладковатый запах смерти. Над мертвым лицом
— Как же, смоешь тут — такие лужи! — переворачивая труп на живот, усмехнулся ярл. — Слишком много крови, слишком... Ага! Я так и думал! — Он показал на истерзанную спину убитого.
— Кровавый орел! — ахнул Никифор. — Значит, это норманны?
— Ну да, — задумчиво кивнул Конхобар Ирландец. — Помнится, наш добрый друг Ярил говорил что-то о Лейве?
— Да, это похоже на Копытную Лужу, — поморщился Снорри. — Жаль, я его в детстве не придушил.
— А надо было, — хохотнул Ирландец. — Ну что, в путь?
— Стойте! — замахал руками Никифор. — Нельзя оставлять его так, на потеху диким зверям. Думаю, стоит всё-таки вырыть могилу несчастному. Это не займет много времени.
— Ты прав, Никифор, — отозвался Хельги. — Негоже не предать мертвых земле или огню. Ну, огонь мы жечь не будем, а могилу выроем.
Сняв дерн мечами, они принялись рыть землю. Копалось легко — почва была сырой, правда, из-за этого уделались в грязи, как чушки, зато могила была готова быстро. В нее и опустили несчастного, набросав над погребением небольшой холмик.
— Мы не знаем, кто ты и в каких богов верил, — встав над могилой, произнес Никифор. — Скорее всего, в Велеса, Ярилу, Перуна. Но пусть душе твоей будет легко в лучшем мире, пусть она знает — тело твое погребено, а мать сырая земля да будет тебе пухом.
Украдкой — а вдруг убитый тайный христианин? — перекрестив холмик, Никифор сложил руки пред собой, постоял так немного, шепча губами молитву. Затем поднял глаза:
— Теперь — можно ехать.
И они поскакали дальше, мимо темных суровых елей и высоких сосен. Вороны каркали им вослед, а давно исчезнувшее из виду солнце окрашивало вершины деревьев кровавым цветом смерти.
— Скоро стемнеет, — нагнал проводника ярл. — Доедем ли до урочища?
— Да вот же оно! — показал куда-то вперед Порубор. — А вон там — капище! Видите частокол? А вон, левее, — Перунов дуб.
Хельги, спрыгнув с коня, предостерегающе поднял руку — не следовало с разгона врываться в столь дикое место, тем более принадлежащее громовержцу Перуну.
Осторожно обходя поваленные давнишней бурей деревья, ярл и его люди проникли за частокол к дубу. Порубор вскрикнул, увидев на темных ветвях дерева обезглавленные тела двух молодых женщин.
— Похоже, здесь не так давно приносили жертвы, — тихо произнес ярл. — Что ж, обычное дело в Перунов день.
— Не совсем обычное, ярл, — возразил Конхобар Ирландец. Он тронул пальцами ветку. — Взгляни, это пыльца омелы, священного растения друидов. Да и дуб — не только дерево Перуна. Это еще и дерево Крома, кровавого кельтского бога. А жертвы... Надо точно узнать, как они были убиты.
— Снорри, сможешь сбить стрелой трупы?
— С одного раза. Вернее — с двух, трупов же два.
Вытащив лук, он прицелился. Вокруг уже было темно, но темные ветви дуба и их страшная ноша отчетливо чернели на темно-синем фоне неба. Просвистела стрела — и мертвые обезглавленные тела упали на землю.