Черный рыцарь

Медейрос Тереза

Гарет поднял голову, услышав жалобный звук, пронзивший его сердце. Он подошел к ней. Его грубые руки ласкали ее плечи, а хриплый голос погружал ее в дрожь.

— Твой страх и робость были бы более убедительными, если бы мое тело не хранило память о твоем добровольном подчинении мне. Я не могу спать. Я не могу есть. Я не могу ни о чем думать, не представив твой образ, невольно возникающий передо мной. Твой яд сладок. Я не могу найти противоядия от него, кроме как принимать его вновь и вновь, пока не очищу от него мою душу либо погибну в этих попытках.

Ровена откинула голову. Слезы стекали по ее щекам.

— Чего

ты хочешь от меня, Гарет? Чтобы я кричала так, чтобы услышали другие? Чтобы я опустилась на колени, умоляя тебя о милосердии?

Он повернул ее к себе и прижал к двери. Его губы терзали ее рот. Его язык ласкал, раздувал жаркие угли желания, вызывая к жизни голодное пламя с неистовством, граничащим с помешательством. Его колено втиснулось между ее ног, открывая ее для грубой ласки пальцев. Он даже не снял перчаток. Его ладонь гладила ее тело сквозь обрывки платья. Он взял ее на руки и отнес на кровать. Он стащил с себя тунику, открывая взору Ровены темные волосы на своей груди.

— Ты такая же бесхребетная, как твой отец, — рычал он. — Ты отдаешься без борьбы мужчине, который ненавидит тебя.

Его слова были как ледяная вода, выплеснутая на пламя ее любви. Она лежала, оглушенная их несправедливостью. Гарет потянулся к шнуровке на рейтузах. Если бы его руки не успели вовремя прикрыть мужское достоинство, он сполна бы ощутил силу ее удара.

Однако его рука быстро рванулась вниз, схватив ее стройную ногу.

Он язвительно засмеялся.

— Ну вот и славно. Я знал, что в тебе есть кое-что от твоей матери. Нужно только хорошенько раздразнить тебя.

Ровена села, выдернув ногу из его руки.

— Вы двое стоили друг друга.

Она отодвинулась назад, и Гарет пополз к ней.

— Ты унаследовала ее притворство, предательство и непостоянное сердце. Мне остается лишь преподать тебе несколько сладких уроков.

— У тебя был отличный учитель! — отрезала Ровена.

Она перевернулась, намереваясь соскочить с кровати и попытаться убежать от этого злобного демона, которого она считала раньше своим возлюбленным. Рука Гарета обхватила ее талию. Он прижал ее вниз лицом к кровати всем своим весом. Она быстро вдохнула, чтобы закричать, но его рука успела зажать ее рот. Ровена ощутила вкус кожи его перчаток на своих зубах.

— Если ты будешь кричать, может прийти Блэйн со своими дружками, — прошипел он ей в ухо. — И если думаешь, что его рыцарское заступничество дается бесплатно, ты заблуждаешься. Хочешь быть шлюхой одного мужчины или двух?

Ровена бессильно лежала на перине, придавленная его телом. Когда Гарет повернул ее лицом к себе, ее глаза были так же темны от горечи, как и его собственные.

Его пальцы скользили по ее щеке, лаская ее с томительной нежностью. Его губы касались ее виска, пробуя на язык крошечные волоски.

— Как смогу я когда-либо простить тебе это? — спросила она.

Его губы погрузились в ямку между ее ключицами.

— Если я убийца, какая мне разница?

Ровена жаждала сказать ему правду, но сдержалась, хотя и знала, какую цену придется ей заплатить за свое молчание.

Когда он отстегивал крючки ее лифа, Ровена покорно лежала в его объятиях, стараясь лишь сдержать дрожь, когда он обнажил ее перед своим жгучим взглядом.

Она вздрогнула от незнакомого ощущения. Он ласкал соски ее грудей, не снимая перчаток. Эти чувствительные бутоны твердели и сжимались вопреки

ее воле. Гарет опустил свои горячие губы сначала на один из них, потом на другой, обволакивая их в нежных поцелуях, пока ее руки в томлении не впились в его волосы. Он поднял свою косматую голову и встретил ее свирепый взгляд между двумя этими пиками, посеребренными лунным светом и блестящими от влаги, даруемой его языком.

Он снял перчатки.

У Ровены захватило дыхание, когда его обнаженные пальцы скользнули между ее ног, вызывая в ней дикое желание с утонченностью, которую нельзя было представить. Гарет наблюдал за ее лицом, ловя на нем пробегающие проблески наслаждения, которого она не в силах была более скрывать. Ее тело сотрясалось, когда он погружал в нее палец, с мучительной медлительностью подготавливая ее к другому внедрению, которому вскоре суждено было произойти. Ее ресницы бились, как бабочки, на ее пылающих щеках. Голова металась из стороны в сторону. Коралловая мягкость ее губ изливалась беззвучными словами. Пальцы Гарета творили с ней что хотели. Наконец Ровену охватило содрогание, более сильное и глубокое, чем прежде.

Шея ее выгнулась, и она упала на спину, еле сдергивая крик. Гарет раздвинул коленом ее бедра. Распустил шнуровку своих рейтуз, спустив их с бедер, и Ровена ощутила, как его живой меч вошел в ее нежное лоно. Она прижала лицо к его груди, а он мучительно дразнил ее, сдерживая себя. Ее зубы покусывали его кожу, ее стон звучал в его ушах. Его пальцы переплелись с ее пальцами.

Каждое новое его движение внутри ее продолжалось дольше, он проникал все глубже, пока Ровена не перестала осознавать, где кончается ее тело и начинается его. Его дыхание ускорялось по мере его раскачивания между ее бедрами, пока тонкая нить его собственного контроля не оборвалась, и из его горла вырвался глубокий стон. Ровена изогнулась под ним, когда он вливал в нее свое семя, прижимая ее к кровати со всею силою своей страсти.

Луна скрылась за облаками, собиравшимися на дальнем горизонте. Ровена лежала, зарывшись лицом в согнутую руку Гарета. Его рука рассеянно рисовала что-то на ее плоском, сверкающем от пота животе.

— Ты не будешь искать мне мужа, правда? — спросила она губами, прижатыми к его руке.

Мягкие движения пальцев Гарета прекратились. Он покачал головой.

— И ты не отпустишь меня летом, правда?

Она подняла голову, глядя на него. Рука Гарета на ее шее сжалась.

— Я никогда не отпущу тебя.

Тон, которым были сказаны эти слова, заставил ее глаза потемнеть от отчаяния. Когда-то она молилась, желая услышать их, но не таким тоном, не как угрозу, наполненную больше ненавистью, чем любовью. Она загнала обратно свои слезы, когда Гарет перевернул ее на живот и овладел ею с таким диким неистовством, после которого она, к счастью, была не способна к дальнейшим размышлениям.

Ровена безучастно смотрела, как серый рассвет просачивается через узкое окно. Дальнее одинокое пение петуха закончилось на печальной ноте. Она глядела на мужчину рядом с собой как на чужого. На его лоб спадала прядь спутанных волос. Сон смягчил горькие складки вокруг рта, однако, пока она наблюдала за ним, тень снова упала на его лицо, как будто мира не было даже в его сне. Ровене не было больше дела до его боли. Ей самой предстояло многое решить. Она сдвинула его ногу, переброшенную через ее бедро, и освободилась.