Черный штрафбат
Шрифт:
— Куда вы направляетесь?
— Два дня назад в Варшаве началось восстание, пан сержант, — вступил в разговор хорунжий Шеманский. — Мы узнали о нем по радио в одной из деревень — наши люди вещают из Варшавы. Солдаты нашей армии под командованием полковника Хрустеля захватили центр столицы и выдавили оттуда немцев. Захватили много важных стратегических объектов, мостов, коммуникаций. Но немцы не сдаются, к ним подтягивается подкрепление, они совершают массовые убийства наших мирных людей. Полякам очень трудно в Варшаве. Мы должны туда попасть. Мы просто обязаны быть там.
— Ни
— А если бы немцы захватили вашу Москву, вы бы не бросились туда со всех концов вашей необъятной страны? — резонно вопросил поручик. — Так что ничего удивительного, панове. Все мы патриоты своих стран. Честь имею, господа. — Поручик козырнул и щелкнул каблуками.
Они угрюмо смотрели, как уходят на запад поляки. У одного рука перевязана, у другого голова, третий еле тащился, подволакивая ногу. На поляне остался немецкий пулемет MG-13 с барабанным диском на семьдесят патронов, а рядом сумка с боеприпасами. Тащить на себе все это громоздкое хозяйство у польских солдат уже не было сил.
— А вот це дило! — обрадовался Игумнов и мгновенно завладел пулеметом, принялся проверять затвор, протирать кожух.
— Неужели с собой потащишь? — недоверчиво спросил Зорин.
— Еще как поташу, — уверил Федор. — Он же не весит ни хрена, подумаешь, двенадцать кэгэ. Вот только сумку кому-нибудь доверь, я ведь вам не тягач.
Доверили Шельнису — интендант, конечно, очень обрадовался. Ралдыгина похоронили на краю поляны, под молодым дубком. Рыли землю ножами, корягами, отдыхали по очереди. Посидели несколько минут у свежего холмика, покурили сигареты, с которыми щедро поделились поляки, потащились на северо-восток. Горы остались в стороне, а там, где двигался отряд, простирался лесной массив, изредка прореженный островками скал.
— Тихо, — вдруг сказал Гурвич и остановился. Поворотил ухо к востоку: — Слышите?
Все прислушались. Колготились галки и вороны. Нет, не то. Сомнений не было — с востока долетали звуки отдаленной канонады. Как-то мягко пока, заглушенно.
— То ли гроза, то ли… — многозначительно начал Шельнис.
— Это не гроза, — перебил Новицкий, — это наши гаубицы ухают.
— Наши наступают, мужики! — обрадовался Игумнов. — Скоро здесь будут!
— А там кто наступает? — Фикус развернул ухо на запад и приложил к нему ладонь.
На западе тоже что-то происходило. Лаяли собаки, трещали выстрелы. Все это продолжалось секунд тридцать, потом стихло. Потом опять вспыхнуло.
— Поляки в засаду попали? — предположил Новицкий.
— Может, и поляки, а может, и нет, — пожал плечами Зорин. — Прибавим-ка прыти, мужики. Нам бы выбраться из этого чертова леса…
Дорога возникла внезапно — они отшатнулись от нее, как черт от ладана. Попрятались в кустах, стали нагребать на себя ветки. Асфальтированная трасса, петляющая, как змея. Покатая канава водоотвода. Долговязые буки окружали дорогу. Чуть левее на дальней стороне возвышался небольшой рельефный холм.
— Пригнуться… — прошептал Зорин.
Рычал мотор. Слева из-за поворота выехал громоздкий грузовик с удлиненным зачехленным
— Заметили!.. — ахнул Гурвич.
Игумнов клацнул затвором, припал к пулемету.
Обошлось, грузовик притормаживал перед очередным поворотом. Сбросил скорость почти до предела и начал медленно выворачивать влево, сминая молодую поросль кустарника. Из кузова доносились монотонные голоса. Радиуса для разворота водителю не хватало, он остановился, сдал назад, начал круто выворачивать баранку. Зарычал и покатил по невидимой из укрытия проселочной дороге между рослыми деревьями. В кузове сидели солдаты. Выделялась высокая офицерская фуражка, ее носитель расположился рядом с задним бортом.
— Куда это они? — не понял Игумнов.
— Не доложили, — проворчал Зорин. — Объект, стало быть, поблизости от дороги. Но нас оно не волнует, нет? Канонада, кажется, ближе стала? — Он приложил ладонь к уху.
— Ага, — обрадовался Игумнов. — Кажись, ближе.
— А по-моему, так же, — проворчал Новицкий. Все замолчали, вслушивались в звуки отдаленных разрывов.
— Может, покемарим? — предложил Фикус. — Наши сами придут, мы их тут и встретим. А то не в цвет как-то навстречу телепать…
— Ленивый ты стал, Фикус, — посетовал Зорин. — Ветерана корчишь из себя? Наши могут и не пойти по этой дороге. Будем снова бегать, аукаться. Навстречу надо идти.
— Идти? — сглотнул Гурвич.
— Ехать, — поправил Зорин. — Дождемся подходящего транспорта и с удобством доедем. Ну-ка, Фикус, разомни кости, сгоняй на тот холм. Как увидишь на дороге что-то подходящее — пулей обратно.
И все же волновалась душа разведчика — что за объект такой слева? Может, что-то важное — вон какая махина туда подалась! Он испытывал чудовищные колебания, сомнения, лишь силой воли держал себя в руках. Всех тайн все равно не постигнешь, главное — своих дождаться…
Какой-то «снежный человек» свалился с горки на обратной стороне дороги. Повозился в кустах и, держась за оцарапанный бок, заковылял через дорогу.
— Лайба катит, старшой! — возбужденно зашипел Фикус, падая в траву.
— Какая еще лайба? — не понял Зорин.
— Ты что, ту-ту? — Фикус постучал кулаком по голове. — Железная, какая еще. Не резиновая же.
«Машина», — догадался Зорин.
— А в ней фургоны и никакого на хрен охранения…
— Какие еще фургоны?
— Фуражки, ядреный свет, ты чё, не русский? Офицерьем забита немецким лайба… Ничего такая тачка, в самый раз для нас…
«Нас шестеро, — лихорадочно размышлял Зорин, — тесновато, но ладно. Легковушка — маневреннее, чем громоздкий грузовик».
— За работу, парни…
Обычная легковая машина с крытым верхом и прикрученным сбоку запасным колесом — ничего роскошного, аристократического. И не сказать, что под завязку набита офицерами, у Фикуса явно что-то со зрением. Двое в машине, не считая водителя. «Опель» резко затормозил перед лежащим на дороге молодым деревцем.
— Бывает же такое, — ухмыльнулся из укрытия Гурвич, — дерево внезапно выскочило на дорогу.