Чёрный сокол
Шрифт:
Милану, Руслану, Берислава и Вадима Горчаков сразу же зачислил в "слуги вольные" с фантастическим для слуги жалованием – четыре гривны в год плюс питание за счет господина. В тот же день, но чуть позже, Олег купил у князя Романа двадцать "отроков" или, выражаясь языком времен Ивана Грозного: "боевых холопов". Выбравших его своим господином мокшан, Горчаков быстренько перевел в слуги вольные и назначил им годовой оклад в те же четыре новгородские гривны. Как, не имея земли и крестьян, он будет эти гривны зарабатывать, Олег пока не знал. "Ничего, я что-нибудь придумаю" – успокоил он себя.
Поскольку "отроки" были привычны к различным
Олег и двенадцать его дружинников покинули подворье еще до рассвета и вернулись уже в полной темноте. Вымотались они за этот длинный день изрядно и нагуляли, что называется, волчий аппетит. Завтрак был ранним, а перед обедом началась битва. Когда бой в лагере монголов полностью закончился, Олег достал часы, на них было 15:43. Конница еще добивала монгольских лучников, пытавшихся спастись бегством, а пехотинцы уже приступили к сбору трофеев и погрузке павших и раненных на сани и повозки. Зимний день короток и надо было торопиться. В Коломну войско выступило в половине шестого. Как раз к этому времени на небе погасли багровые отблески заката и начало стремительно темнеть. Буквально перед самым выступлением Горчаков со своей командой перекусили салом, хлебом с чесноком и вареными вкрутую яйцами. За день продукты полностью промерзли, даже сало резалось с трудом и хрустело под ножом и на зубах.
Коней разводили по конюшням и расседлывали при свете факелов. Потом надо было затащить в дом добычу и определить Кюлькана в отдельную "камеру".
По дороге в свои покои Олег едва не столкнулся с госпожой главным поваром, спешившей доложить, что ужин уже разогрет.
– Велишь на стол подавать? – Милана вопросительно посмотрела на рыцаря-боярина.
– Да, конечно, – кивнул Горчаков.
Поесть нормально он так и не успел. На ужин была жидкая гречневая каша с кусками куриного мяса, пироги начиненные рыбой с луком и еще большое блюдо жирных жареных лещей. На столе стояли миски с капустой квашенной вместе с яблоками, мисочки с тонко нарезанной редькой. Олег успел съесть только несколько ложек горячей каши. Когда он зачерпнул ложкой капусты, в трапезную вошел Виряс, оставленный Горчаковым дежурить во дворе и доложил, что прибыл посыльный от Всеволода Юрьевича. Олег отправил ложку в рот и, хрустя капустой, как заяц, отправился одеваться.
Разговор шел в том же помещении, что и в первый раз. И в том же составе. На длинном столе горели четыре толстые восковые свечи в низких медных подсвечниках с ручками, делавшими их похожими на широкие чайные чашки. Желтые трепещущие
– И что тебе так моя Коломна далась! – Возмущался Роман Ингваревич. – Почто ты ее так упорно сжечь хочешь?
Горчаков ненадолго задумался. Мысль о том, что Коломну надо непременно сжечь пришла ему на уровне интуиции. И вот сейчас он пытался ее логически обосновать. В памяти очень кстати всплыли строчки:
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
"Коломна должна встретить Батыя, как Москва Наполеона, – оформилась четкая мысль. – И это будет не мелкая пакость победителям от побежденных. Это серьезная заявка на будущее. Это означает следующее: Мы не сдадимся! Мы сами будем жечь собственные города, и уничтожать свой хлеб. Мы будем мерзнуть в лесах, и голодать, но и вы остаетесь без припасов! Вам нас не сломить, мы будем драться за свою землю до конца! Если придется, то мы поляжем все, но и вас положим столько, сколько сумеем. Легких побед вам тут не будет! Хотите попробовать такую войну? Тогда идите дальше!".
– Сам город жечь не обязательно, – признал Олег. – Достаточно только вывезти или уничтожить припасы и фураж. Но ты ответь мне, Роман Ингваревич: вот если бы ты сам пошел на рать, дошел до вражьего города и увидел его горящим, что бы ты подумал? – Горчаков оперся локтями о стол, подался вперед и уставился на князя вопросительным взглядом.
Теперь задуматься пришлось Роману.
– Даже и не знаю, – ответил через некоторое время коломенский князь, пожимая плечами.
– Ладно, Роман Ингваревич, – не отставал Олег, – я по-другому спрошу: ежели некоему народу ничего не стоит и свой собственный город сжечь, как бы ты помыслил, легко ли тебе будет сей народ покорить?
– А ведь Олег Иванович дело глаголет, – промолвил густым басом Еремей Глебович, и занятые своими мыслями Роман с Олегом разом вздрогнули от неожиданности.
– Это же, как перед дракой шапку оземь бросить! – пояснил воевода, вопросительно поднявшему брови Всеволоду и негромко пропел:
Утаман снял серу шапку
Да на землю положил,
Вынул ножик вороненый
И сказал – не побежим!
– Поняли теперь, к чему Олег Иванович клонит, – обратился Еремей Глебович к князьям.
– А ведь верно, – согласился Всеволод. – Надобно нам ворогу показать, что мы на все готовы пойти, лишь бы Землю Русскую защитить. И за ценой мы не постоим! Соглашайся, Роман Ингваревич, – развернулся он к сидевшему рядом коломенскому князю. А мы с батюшкой, коли живы будем, поможем тебе отстроиться.
– А ин ладно! – Роман хлопнул тяжелой ладонью по столу. – Уговорили! Ударю и я шапкой оземь!
Князь озорно посмотрел на Всеволода с Олегом и продолжил напевку, начатую воеводой:
Утаман у нас молоденький,