Черный трибунал
Шрифт:
Акула болезненно сморщился, скривил губы:
— Тебя кто не знает? Это же ты уложил Жору Кубаря? И как с гуся вода...
— Мыслишь верно, а ведешь себя глупо.
— Что ты от меня хочешь?! — закричал Акула.
— Кого вез?
— Клянусь, не знаю. Армяшка какой-то. Хмурый.
— Допустим, не знаешь. Как же ты его называл?
— Никак. За все время даже не говорили. Он, может, и по-русски ни бум-бум.
— Хорошо. Кто тебя нанимал?
— Иди ты!..
— Три, — оборвал Катрич. — Запомни, после пяти я отпущу стажера.
— Эфиоп нанимал! —
— Умнеешь, Окулов, — похвалил Катрич. — Выходит, учиться тебе не поздно. Теперь скажи, куда вы свалили, когда автоматчик сел в машину?
— Сразу рванули направо за угол. Потом даванули по переулку за Черноморское шоссе...
— Кончай травить, — остановил его Катрич и прищурился, будто прицеливаясь. — Тревога прошла через девять минут, и далеко по Черноморке умотать вы не могли.
Акула сверкнул глазами.
— Мы погрузили машину на пятой овощной базе...
— Как — погрузили?
— Загнали в коровник. Такой трейлер с высокими бортами. Для перевозки скота.
— А сами?
— В разные стороны. Я на трамвай и на хазу. Куда тот потопал, не знаю.
— А что машина?
— Ее загодя продали, и на овощной базе ждали покупатели. Чеченцы из Грозного. Они знали, что «колеса» в розыске, и сразу приняли свои меры...
— До пяти лет ты свои грехи, Окулов, скостил честно, — сказал Катрич. — Вставай, поедем.
— Куда? — В вопросе звучала плохо скрываемая тревога.
— В Задонский райотдел. К майору Метелице.
— У-у-у, — в отчаянии застонал Акула и затылком несколько раз стукнулся о стену.
— Знает кошка, чье мясо съела, — ехидно заметил Катрич и отстегнул наручник от стояка. — У него с Метелицей свои счеты. И тот уже не спустит дело на тормозах. Верно, Окулов?
— На сегодня свободен, — объявил Катрич Андрею, когда они вышли из Задонского райотдела. — У меня свои дела набежали, а ты поразмышляй на досуге.
— О чем? — Андрей не сумел скрыть недоумения.
— Над тем, как жить дальше. Мы объявили войну. Не сомневаюсь, та сторона уже поняла это. Шушеры вроде Акулы у них пруд пруди, но заправляют мужики головастые и крутые. Ответ не заставит ждать. Вот тогда и пойдет — как это у вас говорят? — открытый бокс...
— Я готов. — Андрей чуть улыбнулся и сделал круговые движения плечами.
— Кулаки, друг мой, не все. Здесь в подмогу нужен и «товарищ Макаров».
— Кто?
— Это, старлей, пистолет! — засмеялся Катрич, довольный неожиданной подначкой.
Андрей взорвался давно копившимся раздражением, благо подвернулся подходящий предлог.
— Кончишь ты наконец с этим «старлеем»?! У меня что, имени нет?
— По имени, Андрюша, я привык называть друзей. А им со мной не очень везет. К кому привяжусь — того и теряю. Колю Шаврова, ты знаешь, застрелили. Был у меня пес — друг из друзей. Умный, верный. Так мне его, сволочи, отравили... Каждая такая потеря — зарубка на сердце. Как бы тебя не потерять по своей вине...
Впервые за время их знакомства Андрей взглянул на Катрича совсем иными глазами. На сердце потеплело. Он протянул
— Меня списать не так просто, — сказал Андрей самоуверенно.
— Это еще доказать надо. Давай-ка завтра махнем в Ягодное. Знаю там удобное местечко. Поучу тебя стрелять.
— Издевашься? — спросил Андрей оскорбленно. — Ну, ну, учитель. Валяй. Тем более у меня с училища первый разряд по стрельбе...
— Понимаю твой тон. — Катрич говорил мягко, не очень серьезно. — Только мы с тобой не в тир поедем...
Расставшись с Катричем, Андрей подался на Темрюкскую улицу по адресу, который дал ему дядя Ваня. Жарко палило солнце. Голову припекало, и Андрей пожалел, что не захватил спортивную кепочку. Он потрогал макушку, размышляя, не сделать ли колпак из газеты, которую уже прочитал и собирался еще минуту назад оставить в ближайшей мусорной урне.
Темрюкская оказалась тихой деревенской линией, во многом сохранившей следы патриархальной старины. Проезжая часть ее, выложенная в кои-то времена булыжником, поросла зеленой травкой, а вдоль тротуара возвышались рядки серой от пыли полыни и лебеды. Дома, в равной мере кирпичные и бревенчатые, выглядели старичками, которые по недоразумению пережили свой век и сами о том не ведают. Маленькие окошки, герань на подоконниках. Низкие скамеечки у наружных стен, чтобы было где коротать летние душные вечера, наблюдая за жизнью улицы и ловя дуновение свежего воздуха, долетавшего сюда от реки. Пряча приметы старости, фасады повили дикий виноград и плющ.
Среди старых домов на большом, захламленном строительным мусором пустыре возвышался восьмиэтажный дом. Здесь он выглядел примерно с такой же уместностью, как красная заплата на заднице черных штанов — декоративно, но крайне неестественно. Андрей сразу понял — это именно то здание, которое ему нужно.
Из небольшого проулка вышла молодая женщина и двинулась впереди в ту же сторону, куда шел Андрей. Он одним взглядом охватил сразу всю ее — стройные, крепкие ноги, тонкую, изящную талию, округлые, плавно покачивающиеся бедра, темные, блестящие волосы, уложенные на затылке в тяжелый пучок.
Андрей непроизвольно прибавил шаг. Охотничий инстинкт мужчины и естественное любопытство неизменно заставляли его догонять женщин, чем-то привлекших внимание со спины. Поравнявшись, он заглядывал им в лица, чтобы сопоставить предположения с действительностью. Разочарования случались часто. Природа безжалостна и не всегда милостива к людям, особенно к женщинам.
Он вспомнил, как отец шутя говорил, что для создания мужчины не надо ни особых материалов, ни старания. Набрал кривых ног, волосатых рук, приобрел два десятка яиц и кило сосисок — этого вполне хватит на то, чтобы слепить целое стрелковое отделение мужиков. А вот сотворить женщину... Отец обычно при этих словах возводил глаза к небу и просящим жестом возносил вверх обе руки. У женщины все должно быть на своем месте — от ноготка на мизинце до последней волосинки на голове. Женщина — венец и чудо природы...