Черный Василек. Наекаэль

Воробьев Никита

– Ну. – Задумчиво протянул инквизитор. – Я думаю, что…

– Хватит. – Оборвал его Охотник. – Не хочу больше об этом разговаривать.

Дальше поехали в тишине. Рихтер еще несколько раз пытался разговорить Охотника, но тот либо отвечал односложно, либо вовсе молчал. Постепенно наступал вечер. За все это время мимо проехали всего несколько путников, один старик прошел пешком, опираясь на кривую палку.

– Хотел спросить. – Снова заговорил инквизитор. – Ты хорошо знал Артура?

– Нет. – Охотник отрицательно покачал головой. – Сталкивался пару раз в Ватикане. – Он не на долго задумался. – Вроде бы входил в группу «уборщиков».

– Понятно. – Вздохнул Рихтер. Картина не становилась яснее.

Когда ехать стало тяжело, они распрягли лошадь и оттащили повозку в сторону. Инквизитор покопался

в вещах, собранных им в дорогу в Ватикане, и нашел несколько лежанок и припасы для привала. Где-то в деревьях ухали совы, а над головой пищали летучие мыши. Спутники организовали лагерь, развели костер, и приступили к ужину. Тишина напрягала, но, памятуя о вечернем разговоре, инквизитор не спешил беспокоить Охотника.

– Хорошая кобыла. – Вдруг заговорил Рейнальд, когда инквизитор уже решил было собираться спать. – Как зовут?

– Земляника. – Ответил Рихтер.

– Красивое имя. – Уважительно протянул Охотник и по сильнее прижал к себе продолговатый сверток, который старался не выпускать из рук. – Ей подходит. – Добавил он, глядя на белую, будто светящуюся в лунном свете коренастую лошадь в светло-рыжих яблоках. – Где ты ее взял?

– Долгая история. – Ответил инквизитор и посмотрел на пламя. Костер весело потрескивал, выбрасывая в воздух снопы искр. – Забрал ее из конюшни в деревне, опустошенной ведьмой, во время инквизиции. Ужасное зрелище. – Инквизитор зябко подернулся. – Вместо домов одни обгорелые остовы, ни полей, ни леса рядом не осталось. Только черные хлопья жирной сажи и вонь горелого мяса. – Охотник понимающе кивнул.

– Знакомая картина.

– Ну да. Теперь-то меня уже таким не пронять. – Вздохнул он. – Но тогда я еще молодой был. Ходил по этим руинам, искал улики. А она вот спряталась в остатках постройки, зарылась в кучу какого-то мусора рядом с кормушкой. – Земляника оторвалось от щипания травы и посмотрела на спутников, будто услышав, что ее обсуждают. Рейнальд помахал ей рукой, и лошадь вернулась к трапезе.
– Мы бы ее и не заметили, если б она храпеть не начала, когда мимо проходили.

– Мы? – Переспросил Охотник.

– Инквизиторы обычно работают со слугами. Я проводил инквизицию, а Германн все считал и записывал. – Рихтер вздохнул. – Тяжело без старика, как без рук. – Спутники замолчали, думая о своем.
– Жаль, что с нами не отправили Себастьяна. – Рихтер снова заговорил, когда за границей света костра пропала возможность хоть что-то разглядеть, а гул сверчков начал понемногу стихать.

– Папа выпускает его за стены Ватикана только когда проблему нельзя решить менее радикальным образом. – Задумчиво проговорил Охотник. – Знаешь, чем занимаются «уборщики»?

– Устраняют последствия деятельности малефиков, чтобы не смущать мирных жителей. – Уверенно ответил инквизитор.

– Не только. – Охотник вздохнул. – Когда Себастьян берется за дело, обычно остается много трупов… чаще всего, разбросанных по частям. Это тоже смущает мирных жителей, как ты выразился. – Он немного помолчал.
– Так что людям типа Артура и его подчиненных приходится устранять последствия. Сам-то он не может… ты понимаешь.

– Из-за того, что он?.. – Рейнальд молча кивнул, глядя в землю. – Как это случилось?

– Проклятие. – Бросил в ответ Охотник. – Ваши уже давно исследуют вампиров, оборотней и прочую нечисть, и какое-то время назад научились готовить тинктуры на основе крови чудовищ. Ничего не слышал об этом?

– Нет. – Инквизитор поправил горящие бревна и оторвал кусок солонины. – Я занимался расследованиями и поимкой колдунов, алхимия и опыты не находятся в моей… зоне интересов.

– Понятно. – Рейнальд сделал глоток из фляги. – Наши организации тесно связаны, инквизитор, и Орден стал своего рода испытательным полигоном для ваших исследований. У нас существует правило: если задание, выполняемое Охотником, непосильно, он может взять одно из проклятий в пользование, для завершения миссии. – Сказав это он нахмурился, прикрыл глаза и откинулся спиной на дерево. Было видно, что слова давались ему с тяжестью. – Обычно это вампиризм или ликантропия. Они очень сильно отличаются: вампиризм дает более слабый эффект постоянно, но от него нельзя излечиться. Охотнику придется до конца жизни терпеть ужасающую жажду крови и испытывать дискомфорт на солнце, но

если он выдержит и не сломится под этой тяжестью, то после смерти душа сможет попасть на Тот Свет. – Он сделал паузу. – Во всяком случае, так говорят. А ликантропия позволяет стать неубиваемой машиной смерти, но только во время превращения, в полнолуние. Вместе с тинктурой ликантропии Охотник получает противоядие. Вколов его, можно избавиться от проклятия, но сделать это можно всего раз в жизни: противоядие дает иммунитет если инфицированный превращался не более одного раза. – Он снова замолчал, уйдя в свои мысли. – Однажды несколько Охотников решили предать Орден и сбежать. Карл, Аристарх, Сареф и Себастьян. – Инквизитор удивленно посмотрел на собеседника. – Беглых Охотников тяжело поймать, нас учат скрываться и действовать незаметно с самого вступления в Орден, чаще всего это невозможно. Тогда никто не знал, но за день до этого из хранилища пропала шкатулка с еще не до конца исследованной ликнтропией. Охотники скрылись, и долгое время скитались вместе, пока в один вечер на небо не взошла полная Луна. Беглецы прятались в прибрежном доме, который был давно заброшен. В тот вечер они решили отпраздновать успешный побег: ели, пили, веселились. – Тон Рейнальда принял мистические нотки. – Но Себастьяна с ними не было, он ушел наверх спать, что было в его характере. Они не знали, что там происходит, но, когда Охотники вышли во двор, чтобы продолжить гулять, дверь дома слетела с петель, а из-за нее за ними понесся огромный, жуткий зверь. – Он сделал еще один глоток, отставил флягу в сторону и принялся устраивать себе место для сна. – Себастьян втерся в доверие к беглецам, но не смог предотвратить побег в Ордене, и принял решение убить предателей. – Говорил он через плечо. – Так поступают со всеми, кто сбегает из Ордена… ну, почти со всеми. И можешь поверить, чудовище с навыками Охотника это самый жуткий противник, с которым ты можешь встретиться в жизни. Тогда не существовало противоядия от ликантропии, его изготовили позже, из крови самого Себастьяна. Но прошло слишком много времени, и он остался оборотнем навсегда. Когда он вернулся в Орден и обо всем рассказал, Папа вынес ему личную благодарность, и оставил при себе как самого верного и могучего воина. Вот и вся история. – Он с облегчением закончил говорить, улегся на кусок мешковины, который еще вечером нашел в повозке, завернулся в плащ и подвинулся ближе к костру.

– Удобно тебе так, на земле? – Спросил инквизитор, забираясь в повозку на сложенные шкуры.

– Привык. – Односложно ответил Охотник.

– Слушай, - со вздохом продолжил Рихтер, глядя в небо, - ничего личного, но я тебя подозреваю.

– В чем? – Поинтересовался Рейнальд.

– В том, что ты помог Завулону сбежать в тот день в Ломеионе.

– Черт, я принес его голову тебе в руки и едва не умер. Что мне нужно было сделать еще? – Со смехом, сорвавшимся на кашель, поинтересовался Рейнальд.

– Недавно что-то, подозрительно похожее на Азазель, создало в Венеции целую гору золота. – Глядя на луну, сказал инквизитор. – Некому было, кроме тебя. И как только доказательства появятся… решение я буду принимать беспристрастно.

– Дело твое. – Безразлично произнес Охотник и заелозил, удобнее устраиваясь перед сном.

– Кстати, что за договор у вас с Папой?

– Не бери в голову, - нехотя ответил Рейнальд, - старое дело.

– И все же? – Настоял Рихтер, но Охотник промолчал.

Где-то далеко отсюда

– Не поймите меня превратно, но мне все же крайне любопытно, неужто человек вашей силы испытывает стеснение в средствах так же, как простой смертный?

– Для жизни? Отнюдь. Для научных изысканий – весьма. Сам я существую очень скромно, если не сказать аскетично. К сожалению, работники, к услугам которых я прибегаю, едва ли согласны оказывать их на одной лишь идейной основе.

– Так значит и вы не всесильны?

– Я понимаю, к чему вы клоните, и, раз уж мы теперь сообщники, удовлетворю любопытство. И правда, многие тайны мироздания передо мной открыты. Жаловаться на недостаток сил или возможностей было бы ханжеством. К счастью, научное знание, как известно, не может быть полным, важно обладать источниками его получения. И вот один из них уже множество лет ускользает от меня.