Черный Василек. Наекаэль

Воробьев Никита

– Холодная… - Пробормотала Алиса, тронув воду рукой. Казалось, что она устала не так сильно.

– Ага. – Коротко ответила Вера. Быстрого контакта с водой ей хватило, чтобы понять, что та не просто холодная, я почти ледяная, как из глубокого колодца. – И что теперь?

– Ждать. – Тихо ответила Алиса. – Перикулум говорил, вода поможет ему прийти в себя, но он должен сделать это сам. Не знаю, что это значит. – Она замялась.

– Великолепно. – Без эмоций ответила Вера. – Как в башне шутов.

– Что вы делаете? – Раздался слабый голос Рихтера.

– О, очнулся? – Усмехнулась чудотворка. – Как бы тебе сказать, следуем советам коня в вопросе лечения покалеченного призраками Охотника с помощью особой целебной воды. – Иронично отчеканила она.

– Голова… - Простонал инквизитор, хватаясь за вески.

– Там позади есть дом. – Отдышавшись,

продолжила Вера. – Пойдем, посмотрю, что с тобой делать.

– Дом? – Переспросил Рихтер. – Странно.

– Мне уже все равно. – Честно ответила чудотворка, помогая инквизитору слезть. – Алиса.

– А? – Откликнулась девушка.

– За этим пока присмотри. – Устало произнесла она и развернулась. – В смысле… ну ты поняла. – Махнула она рукой. Было немного стыдно.

– Поняла. – С легкой улыбкой ответила девушка. Перикулум ворчливо фыркнул.

– Все, скоро вернусь. – Произнесла чудотворка и пошла прочь вместе с инквизитором. Зевнув и кажется потеряв к происходящему интерес, Перикулум потянул за собой Землянику и поплелся за ними.

– Просыпайся. – С тихой надеждой шепнула Алиса.

Ледяная вода обволакивала его густым коконом. В момент, когда благословение перестало действовать, ангельская сила, подпитывавшая его, иссякла, и он рухнул полностью лишенный сил. Ощущения мира не пропали, но сделать ничего он не мог, будто не получалось найти в себе волю даже чтобы открыть глаза. Баргесты раздирают в клочья душу, не тело. Оно продолжит существовать, пока не зачахнет само по себе, но человека в нем уже не будет: весь выйдет в прорехи. И это чувство утекающих сквозь пальцы жизненных сил… пугало. Если это слово вообще применимо к тому, кто лишается эмоций в первую очередь. Настораживало? Беспокоило? Волновало? Все едино. Трясущаяся повозка отдалялась все дальше, ржание коня, казалось, доносилось издалека, будто воспоминание о почти забытом сне. Но вот сейчас восприятие остановилось на месте, перестав отдаляться все дальше в небытие. Ужасная могла бы быть смерть, одна из тех, которых он опасался. Сожранные псами-призраками не попадают в рай или ад, навечно превращаясь в шлейф, размазанный по непроглядным туманам чистилища. Полу-реальные слепки памяти о самих себе. Судьба, которой не пожелаешь врагу. Но сейчас это стало неважно. Кожи спины касались тонкие корешки травы, растущей по берегам. Они пробились сквозь землю прямо к ручью Слез, и торчали теперь из дна, извиваясь в медленном течении. Гипнотизирующее ощущение. Если что и может вылечить больную душу, так это деревья. Древние исполины глубоко пустили корни в мироздание, оставаясь собой всю жизнь. Для них не существует старения, распада, увядания. Деревья растут пока могут, восстанавливая поврежденные части, даже такие сложные и почти метафизические как душа. Надо лишь стать ближе к ним. Охотник расслабился, давая тихому потоку унести себя прочь. Густая трава стала его проводником. Он чувствовал, как медленными ровными волнами колышутся ее сине-зеленые стебли. Ощущал копыта коней, вминавшие землю, которая тут же распрямлялась, как прежде. Прикасался тысячами травинок к толстым бревнам дома и тонким дощечкам повозки. Он был везде, но этого не хватало. Трава слишком слаба, хоть и многочисленна. Она манила его своим тихим пением, и он на него отозвался, уносясь дальше, прочь. Сначала он ощутил могучие древние корни. Деревья приветствовали его своими низкими голосами, словно великие короли древности хором исполняли приветственную песнь. Здесь, в бескрайней густоте их высоких вершин словно не существовало ни времени, ни пространства. Одна лишь свобода. Охотник чувствовал, как сливается с этой музыкой, сам наполняется ей и оживает в унисон. Такое умиротворение. Едва ли хотя бы один или два человека имели возможность испытать нечто столь великое. Внутренний покой. Здесь, где мерно гудел ветер и шептал дождь, все заботы и беды прошлого казались столь мелочными. Такими… скучными, что не хотелось и думать. Невольно закрадывались мысли о том, как бы чудно было сохранить это чувство по дольше. Да. Шелест листвы и журчание сока под корой звали его за собой, вперед, в будущее. В бескрайних лесных просторах Охотник знал место, где под слоем чернозема покоился маленький желудь, все еще не обретший душу. Он приблизился к нему, фокусируя все свое естество на этом крошечном предмете. Какое горе. Вырасти опустошенным. Хор природы вокруг притих, давая ему прочувствовать это ощущение. Так неправильно. Оно могло бы присоединиться к лесу, стать единым с ним, чтобы такого не случалось впредь.

Охотник задумался, уже чувствуя внутри себя ответ. Сражения, боль, страх – столпы-основания старого мира. Кто бы захотел существовать в нем по своей воле? Бесконечный бег в темноту, попытки скрыться от них и от того, чем становишься сам в попытке удержать здравый рассудок. Жернова реальности перемалывают всех, кому не повезет их коснуться, остается лишь выбрать помол. Не нужно было ничего говорить, он лишь расслабился и поплыл дальше по течению реки миллиона голосов в беспечный благодатный полет. Идиллия, которую, кажется, ничто не может нарушить.

«Мама рассказывала мне эти сказки, я все думала, что сделала бы, окажись вдруг героем истории, но никто не слушал» - тихий голос на границе сознания настиг его, внося смуту в идеальное звучание хора. «Родители заняты, братья играли сами, а на улице взрослые не одобряли, когда кто-то водился со слепой девочкой» - хриплый голос врезался все глубже, нарушая тонкий баланс. Иные голоса пытались противиться ему, став громче, отвлекая на себя, но тщетно. «Я правда думала, что коровы и свинки поймут мои россказни и вместе со мной сочинят продолжения, но им хватало и того, что они услышали» - Охотник внутренне усмехнулся. И правда, дикие звери хорошие слушатели, но не собеседники. Даже немного жаль, что не получилось уйти сейчас, когда пение было так близко. Но это по меньшей мере бесчестно: нарушать едва только данное обещание, оставлять не законченными множество дел. Деревья не ведают суеты, лес свободен он обязательств. Увы, где нет уз нет жизни. «Наверное это кажется смешным, но… думаю у меня не было особого выбора» - в высоком сиплом голосе прозвучали нотки затаенного отчаяния вперемешку с принятием. «Как ни крути» - подумал он: «мне трудно представить себя могучим деревом» - он улыбнулся: «если бы мне дали выбор, я бы предпочел прорасти степной травой».

Он рывком сел, выдергивая себя из объятий воды и закашлялся. От холода свело мышцы.

– Ох. – Пробормотала Алиса, поворачивая к нему голову. Охотник положил руку ей на волосы.

– Спасибо. – Тяжело произнес он и поднялся на ноги. Девушка зашипела, отряхиваясь от ледяной воды. – А ты скора на возврат долгов.

– Чего? – Непонимающе переспросила она.

– Спасла мне жизнь почти сразу как я спас твою. – Он попытался усмехнуться, но вышел лишь хриплый кашель. – Выходит мы квиты.

– Все равно не понимаю. – Растерянно произнесла она.

– Не бери в голову. – Охотник махнул рукой.

– Ты… в порядке? – Медленно спросила она.

– Ага. – Коротко ответил он и побрел вдоль течения.

– Может в дом пойдем? Нас Вера ждет. – Затараторила Алиса, направляясь следом.

– Сейчас пойдем. – Ответил он и скривился. Раны были залечены, но слабость не давала покоя.

Он прошел еще шагов двадцать до места, где глубина ручья была больше, тяжело опустился на колени и сунул руки в воду.

– Что ты делаешь? – Шепотом спросила девушка.

Охотник, кряхтя, вытащил из воды веревку, потянул ее, и выложил на берег небольшой мешок, привязанный за горловину, долго ковырялся с узлом, пытаясь справиться с непослушными пальцами, но наконец победил их, пинком отправил веревку в воду, а сам поднялся, прихватив мешок с собой.

– Все, пошли. – Сказал он и едва не рухнул на землю.

– Аккуратно! – Воскликнула она, и Охотник почувствовал, что уперся свободной ладонью на ее плечо. Стало несколько стыдно. – Так дойдешь?

– Дойду. – Коротко ответил он.

Вера вышла из дома, когда они проходили мимо повозки. Охотник помедлил, доставая оттуда рубаху и плащ. Ее глаза излучали облегчение, но руки она уперла в боки и насупилась. Хотела что-то сказать, но оборвалась на полу слове.

– Матерь Божья. – Прошептала она. – Ты с концами поседел.

Охотник снял руку с плеча Алисы, тяжело балансируя на месте, и поднес прядь волос к глазам. Белые. Как молоко. Не прошло и года с тех пор, как они были каштановыми. Он тяжело вздохнул.

– Что ж, зато хуже уже не станет.

– Типун тебе. Давай внутрь, пока совсем не простыл. – Она окинула его озабоченным взглядом.

– Не простыну. – Девушка скептически посмотрела ему в глаза. – Здесь нельзя простыть. – Хрипло пояснил он и зашагал внутрь под глухой звон кувшинов. Вера непонимающе покачала головой. – Распряжешь коней, я пока не в состоянии?

– Распрягу. – Со вздохом сказала она, пропуская их внутрь.

За длинным столом в центре большой комнаты первого этажа сидел с кислым лицом Рихтер. Охотник тихо усмехнулся.