Черный всадник

Малик Владимир Кириллович

О столкновении Арсена и Романа с беем никто не знал. Сохранить это в тайне они договорились ещё тогда, когда бей освободил их. Бей не хотел, чтобы об этом проведали в Бахчисарае, а Звенигора и Воинов считали, что не стоит зря волновать руководителей посольства, у которых и без того забот хватало. К тому же они чувствовали себя виноватыми, так как сознавали, что подвергли опасности всех своих спутников.

В последних числах декабря, после особенно бурных споров с ханом, когда вконец измученный и потерявший всякую надежду Василий Тяпкин молча лежал на тахте, укрывшись

кожухом, а Никита Зотов и Ракович писали за сколоченным запорожцами столом — татары обставили посольский дом по-своему, без обычной в России и на Украине высокой мебели, — заявился Гази-бей.

— Салям! — поздоровался он, снимая с бритой головы лисий малахай и стряхивая с него снег на глиняный пол.

— Здравствуй, бей, — ответил за всех Арсен. — Садись, гостем будешь!

— Благодарю. Но я не гостить приехал, а приглашать вас в гости к себе… Вернее, на охоту… Поедем на яйлу лисиц пострелять.

— Я болен, чувствую себя плохо, — сказал из-под кожуха Тяпкин.

— У нас, как видишь, уважаемый бей, забот невпроворот, — сухо бросил от стола Никита Зотов.

По смуглому лицу Гази-бея пробежала тень.

— Я было подумал, что урусские послы захотят развлечься. И Ванда-ханум надеется… Это она, вспомнив шляхетские выезды на зимнюю охоту в Ляхистане, тянет меня на яйлу. Нашим жёнам-татаркам такое даже в голову не могло бы прийти — не женское это дело. Но у меня жена гяурка, вот и должен иногда исполнять её желания… Чтобы не так много печалилась по родине…

— И очень она грустит? — спросил Тяпкин, откидывая кожух.

— Ещё как! Только и разговору, что о Ляхистане!..

— Если б не хвороба, я с удовольствием принял бы твоё приглашение, бей. Но, думаю, наши молодые друзья не откажутся поразмяться на конях по заснеженным холмам яйлы за зверем. Малость развеяться им не помешает.

— Я с радостью присоединюсь к бею, — сказал Арсен, расценив слова посла как приказ.

— Я тоже, — вставил Роман.

Гази-бей явно обрадовался.

— Вот и хорошо. Тогда я прикажу своим людям оседлать ваших коней.

И он вышел.

— Смотрите, хлопцы, не вздумайте приударять за полькой, а то бей уши отрежет! — улыбнулся Ракович. — Татарин никаких политесов [60] не допустит!

60

Политес (франц.) — галантное обхождение.

— Как-нибудь обойдётся, — ухмыльнулся Роман, натягивая шапку.

На яйлу охотничий отряд прибыл в полдень. Ванда, отправившаяся из Ак-Мечети в междуречье Альмы и Салгира без мужа, в сопровождении его сейменов, уже ждала в условленном месте. Женщина сидела на большом сером камне, возвышавшемся над бугристой, слегка заснеженной равниной, покрытой кое-где зарослями дрока, боярышника, граба да густой травой. Ванда была в мужском кожушке, расшитом цветными нитками наподобие гуцульских, в шароварах и тёплых, на меху, сапожках. На голове, как и у мужа, — лисий малахай с красной окантовкой,

из-под которого выбивались белокурые локоны.

— Приветствую, пани, — спрыгнув с коня и целуя руку Ванде, сказал Арсен по-польски. — Я рад тебя видеть.

— Я тоже, пан… Здесь не часто услышишь родную речь. Правда, не далее как позавчера через Ак-Мечеть проезжали в Кафу польские купцы, но они торопились, и я только один вечер могла усладиться приятной беседой с земляками из Кракова.

Послышался рожок, и все начали готовиться к охоте. Бей послал вперёд загонщиков с собаками, сеймены вытащили из сагайдаков луки. Ванда вскочила на гнедого коня, ей подали лёгкий лук и два пистолета.

Казакам тоже выдали охотничье снаряжение.

Ехали медленно, цепью, держась на таком расстоянии друг от друга, чтобы можно было без опасности для соседа поразить дичь стрелой или пулей из пистолета.

Арсен пристально всматривался в бескрайнюю даль. Ослепительное солнце мириадами цветных искорок отражалось от белого снега, а в холодном сером небе парили орлы.

Издалека, из-за холма, поросшего кустарником, донеслись звуки рожков и собачий лай.

Гази-бей поднял руку:

— Внимание! Смотрите!

Сеймены расположились полукругом, наложили на луки стрелы.

Шум, поднятый загонщиками и собаками, приближался.

И вдруг из кустарников, распушив длинный рыжий хвост, выскочила лисица. За ней — вторая, третья… Напуганные собаками, они мчались сломя голову прямо на всадников.

Зазвенели тетивы луков, просвистели стрелы. Две лисицы забарахтались в снегу, третья как вихрь, взбивая за собой белую пыль, прошмыгнула между всадниками и побежала ложбинкой к редким кустам, темневшим в неглубоком овражке. Арсен и Ванда повернули коней и помчались следом.

— Стреляй, пан Арсен! Стреляй! — крикнула Ванда, когда лиса, перед тем как прыгнуть в кусты, на миг остановилась и оглянулась на преследователей.

Арсен, не останавливая коня, натянул тугую тетиву. Но то ли от быстрой езды, то ли с непривычки промазал. Стрела упала вдалеке в кустарник. Лисица скрылась в овраге.

— Обидно! — воскликнула с досадой Ванда. — Убежала… А какой роскошный мех у неё! Как золото!

— Не жалей, пани, — утешал её Арсен. — Здесь, видимо, такой дичи хватает… Двух уже убили. А это ведь только первый заход. Обещаю добыть тебе хорошую лису!

— Заранее благодарю, пан.

Они поехали назад. Кони шли рядом.

— Какие вести из Речи Посполитой привезли купцы, пани? — спросил Арсен. — Четыре месяца, как мы в Крыму, от всего света отрезаны…

Глаза Ванды погрустнели.

— Когда они уехали, я проплакала всю ночь. Так было тяжко на сердце.

— Почему так?

— Не видать мне больше своей отчизны… Король Ян Собеский готовится к войне против султана и хана.

— Откуда это известно пани? — с любопытством спросил Арсен, внимательно вглядываясь в разрумянившееся лицо женщины.