Черный ярл.Трилогия
Шрифт:
Улыбнувшись радостным и удивленным физиономиям обоих присутствующих, Valle выудил из пенала живописца его лучшую кисть – из меха водящегося только в стране эльфов горностая – и с легким поклоном вручил художнику. Тот трепетно и бережно, словно драгоценную птицу, взял ее в тонкие пальцы и немедля зачерпнул волшебной краски.
Меняющая цвет и оттенок по малейшему движению души, мягкая, ластящаяся и без тех надоедливых нерастертых комочков, что так досаждают художнику, она огоньком загорелась на кончике кисточки. И вот он, первый мазок, легший на угольночерный холст – с тем ощущением, словно юноша первый раз возлюбил женщину. Словно птенец впервые выпорхнул из гнезда, смело и безрассудно
Пожилая баронесса беседовала о мелочах с ведьмой. Уж будьте покойны – если две дамочки имеют время и охоту почесать языки всласть, то непременно займутся этим. Тем более – хозяйка замка сообразила, что в неофициальной табели о рангах хорошая боевая ведьма примерно соответствует рыцарю с гербом и флагом, славного доблестью предков и своими заслугами на поле брани. А стало быть, разговаривая с ней, баронесса не только не роняет свего престижа, но даже и наоборот – подчеркивает его.
Поправив Джейн и заставив ее с правильным придыханием да нужными ударениями и паузами произносить полный титул Императора, баронесса вдруг обратила внимание, что снаружи доносится злое всхрапывание чемто обеспокоенных лошадей из конюшни, а ее собственная болонка тихо поскуливает, трясясь от страха и забившись под резной столик в углу.
Да и свора борзых на псарне в угловой башне воет хором, словно стая волков на луну. Выглянув в окно наружу, старая леди отметила ярчайший свет, прямотаки бьющий из узких бойниц башни, где дочь позировала столичному живописцу, работающему над заказанным портретом. А также легкий леденящий ветерок, пронизывающий все естество. За разъяснениями она обратилась к лакомящейся засахаренными орешками Джейн, но та очаровательно и непосредственно улыбнулась:
– Не волнуйтесь, леди. У барона сегодня хорошее настроение, да и ночь, как он сказал, подходящая, – она покосилась в застекленное по столичной моде окно и беззаботно пожала плечиками. – Луна в созвездии Волка, а Змея при издыхании. Так что, выйдет чтонибудь замечательное.
Джейн как в воду смотрела. Через час все стихло. И баронесса, чувствуя как отчегото дрожат поджилки, всетаки предложила гостье прогуляться по наружней галерее и заглянуть в отведенную под живописные работы комнату.
Здесь оказалось полутемно и пусто. Лишь посредине стоял сиротливо мольберт, накрытый куском легкой ткани. Бестрепетной рукой Джейн сдернула покрывало и охнув, чуть отошла. Баронесса тоже заглянула в картину.
Почтенная леди почувствовала, как волосы ее в самом буквальном смысле поднимаются дыбом. Ибо на холсте… да нет, это был не холст – словно распахнутая дверь в непроглядное царство мрака.
А оттуда…
– Сделайте шагдругой назад, леди, – деловито сообщила Джейн, похрустывая лакомством из прихваченной с собой вазочки.
Баронесса послушно отодвинулась. И вот тут у нее едва не остановилось сердце. Ибо из темноты на свет выходила ее дочь. В строгом платье, с совой на плече и циркулем в руке, ясноокая и с легкой, дымчатой улыбкой на устах. И более она была похожа не на холеную светскую львицу с холодным взором и бледным ликом – о нет! Это была живая, румяная и желанная молодая красавица, теплая и ласковая словно июньское утро и в то же время величественная, как статуя Командора. Словно гений познания, блистая очаровательной и непосредственной свежестью, шагнул на свет из мрака невежества, неся с собой Силу…
Долго сидела баронесса на вовремя подвинутой к ней ведьмочкой оттоманке, смутно блистая в полутьме комнаты глазами с отблесками света и величия от портрета. Никто не знает, о чем думала она, и лишь востроглазая Джейн приметила
Вот такой блистательная молодая баронесса, будущая глава Академии и светило имперской науки, и осталась в нашей памяти. Забегая вперед, скажу, что именно этот портрет хотели однажды выкрасть неизвестные, оставившие от себя легчайший эльфийский запашок и всетаки не осмелившиеся совершить святотатство. Именно эту картину пытался располосовать ножом фанатик в рясе монаха с литым знаком Единого на груди – но булатный нож лишь бессильно скользнул по поверхности и улетел в угол, вырвавшись из крепкой руки.
И именно этот портрет в конце концов Император выкупил у семейства Лаки за баснословную сумму – миллион цехинов – и повелел выставить в своем дворце – в парадной галерее знаменитостей.
Глава 23. Ad libitum
– Баронесса, вы позволите порыться в вашей шкатулке с фамильными драгоценностями? – от рокочущего голоса невесть откуда появившегося чернокнижника почтенная баронесса едва не подпрыгнула.
Просьба выглядела, мягко говоря, странно. Но пожилая леди все же вовремя сообразила, что у волшебников своя, особая логика мысли. А манеры поведения, заставляющие иной раз краснеть ревнителей этикета, запросто могли довести слабонервных до какогонибудь конфуза. Однако баронесса ограничилась полуутвердительным кивком и с великосветской непринужденностью развернулась в сторону своих покоев.
– Следуйте за мной, молодой человек.
Отмахнувшись от бархатных футляров с колье и диадемами, Valle именно порылся в немаленьком ларце, до половины заполненном кольцами, серьгами и прочими драгоценными побрякушками рангом, так сказать, пониже. В конце концов он выбрал кольцо с алым камнем и тонкий браслет со вставками из бирюзы.
– Неплохие вещицы, – заметил он, удовлетворенно кивая. – Но, кажется, подойдут.
А на золоченом резном столе уже высилось некое весьма нелепое сооружение. Баронесса затруднилась бы не то что описать его, но даже и назвать, из чего оно состоит – вот это подозрительно похоже на череп младенца, а рядом изрядных размеров призма из темно блистающего то ли стекла, то ли сплава. Остальное осталось за пределами разумения леди Лаки, а посему она с понятным опасением смотрела, как чернокнижник уже вовсю чтото делает со свадебным подарком ее отца и браслетом, оставшимся уж и вовсе невесть из какой древности.
Время протекло быстро и в некоем хмельном ощущении легкой опасности. То ветер за окнами шевелился както особенно, то вдруг волосы этак игриво норовили встать дыбом. То в камине ктото нетерпеливо заворочался среди жарких угольев – и баронесса явственно различила смутные очертания и огненные глаза. Ей временами делалось просто жутко, однако младшая леди Лаки вовремя подхватила маменьку под локоток, да еще и подсунула флакон с нюхательной солью. Но в конце концов барон закончил свои непонятные дела и вовсе както уж странно убрал свои инструменты прямо в воздух.
– Кольцо вам, баронесса, а браслет для дочери, – удовлетворенно вздохнув, объявил он.
Полюбопытствовав насчет непонятного феномена, почтенная леди осторожно повертела в пальцах обе вещицы, теперь еле заметно источающие темное мерцание. Как это вообще возможно – не природа оного сияния, а сам принцип поглощения света, Valle не стал распространяться. Ибо, хоть и занимался иногда своей ортогональной магией, но пока что там вопросов оказалось куда больше нежели ответов.
– В один винный подвал я привлек охрану из мест, куда смертным доступ заказан. И теперь эти украшения являются вроде как пропуском для вас обеих.